А знал ли он, что вчера его старые друзья решили устроить вечеринку с ЛСД*?
Вряд ли.
Присутствовало всего пятнадцать человек, четырём из них в колу подсыпали наркотик.
И я оказался одним из этих четырёх. Везение всегда было моей чертой характера. Особенно вчера.
Мои руки в одно мгновения запотели, и стало холодно. Все тело будто замедлило свои процессы, и мир, и окружающие меня люди двигались в замедленном действии. Все стало таким ярким и блеклым одновременно, но отчего-то не хватало сил спрятаться от этого. Может, мне не хотелось? Я надеялся навсегда так и остаться в окружении этого самого света?
С другой стороны, чувства обострились, и я смог увидеть пылинки на поверхности освещающей комнату лампе, хоть в тот момент пришлось отвернутся : лучи слишком сильно резали глаза, отчего совсем невозможно было что-либо делать.
Она была слишком яркой.
Все было, как в сломанном телескопе; нереальным, разбитым на части. Это пугало, но и восхищало одновременно. Особенно, когда телескоп начинал двигаться.
Незабываемое действие.
Я улыбался и даже смеялся на всю катушку. Мне было невероятно хорошо. Впервые за три месяца. Три.
Я попытался что-то сказать, но не смог. Получались только какие-то отдельные слоги и уверен, что язык этот был чем-то давним, как мир. Первым, как жизнь и то, что было до нее, но сгинуло в пучину небытия, как в нее попадаешь ты.
Да, наркотики. Они прекрасны, как бы отвратительно это не звучало.
Меня посетила невероятная эйфория. Я чувствовал, что смог бы в таком состоянии совершить что угодно - даже если бы меня заставили спрыгнуть с Луны на Землю, я бы прыгнул.
Сгорел бы, но прыгнул.
Ха-ха-ха. Смешнее всего, что все это было слишком неожиданно. Нас не предупредили, не сказали о том, что подсыпали что-то в газировку или хотя бы к каким гостям мы пришли. Ничего.
Даже банально. До невозможности затасканно и просто.
Сейчас я вспомнил, что ты даже рассказывала про нечто похожее. Про какую-то книгу, или фильм, в котором девушка становится наркоманкой оттого, что однажды на вечеринке пробует наркоту в вине.
Я не хотел тогда говорить с тобой. Не понимал, зачем читать такие вещи, а если бы слушал, может даже не взял бы колу в руки.
Вроде бы, ты должна была меня спасти. А опять нет. Твой дух слишком занят, нет ему дела до какого-то Джейсона, который вчерашним вечером впервые попробовал наркотик, но уже через день пришел к тебе, чтобы рассказать об этом. Он стоит над тобой, слушая надоедливое и постоянное пикание датчика жизни или как он там называется.
Но, если бы решилась спасать меня, не давая взять колу с ЛСД в руки, тогда был бы ещё целый день боли. Нескончаемой, отвратительной боли, которую ты мне доставляешь.
И все же я люблю тебя.
Девушка, которая сидела рядом со мной что-то тихо шептала на ухо, но я не мог разобрать, что именно. Она, наверное, тоже была под воздействием этой херни.
Она была очень красивая. Не помню, как её зовут, но волосы её были цветом шоколадных конфет, и пахло от неё какао. Она наклонилась ко мне, и я почувствовал, как её свет окутывает меня с ног до головы, что я совсем перестал чувствовать холод. Мгновенно, понимаешь? Будто стала огромным одеялом, которым накрываешься в несколько слоёв.
Девушка положила голову мне на грудь и опять начала что-то бормотать, а я наклонился к её волосам, вдыхая их запах.
Клубника и какао. Невероятное сочетание.
Я повернул её лицо ко мне и поцеловал. Она глупо улыбалась и попыталась что-то сказать, но вместо этого только громко-громко рассмеялась, а я тяжело поднявшись, ковыляя из стороны в сторону пошёл к выходу.
Выйдя на улицу, сверху вниз на меня смотрели звёзды и знаешь что?
Я смог разглядеть их, может, если бы смотрел внимательнее, увидел бы и тебя среди них. Они были невероятно прекрасны. Их сияние, такое яркое, но и нежное, обволакивающее, заставило меня зажмурить глаза опять с отвращение отвернуться. Звезды оказались слишком удивительными, чтобы смотреть долго.
Как и та лампа. Как и ты.
А потом, меня поймал Эйтан. Он смеялся и улыбался во весь рот, но увидев меня нахмурился.
На его расспросы по поводу моего состояния, я отвечал, что все прекрасно. По крайней мере, очень сильно пытался сказать это.
Он очень близко придвинулся ко мне, почти вплотную. Мне даже показалось, что может он хочет поцеловать меня, как я раньше сделал это с той девушкой, как бывает в мелодрамах, что вызвало во мне новую волну возрастающего ржача, когда он резко выругался и направился обратно к дому. Одной рукой он тащил меня за рукав, а второй расталкивал редко попадающихся прохожих.
Я продолжал смеяться в голос, как осел. Рука, за которую он вёл меня, казалась, держалась на ниточках. Так сильно он тянул, что кости просто отделялись друг от друга, но больно не было. Только очень смешно.