Михаль взяла один тейгелах, откусила и зажмурилась от удовольствия.
– Ох, до чего вкусно, милый, до чего сладко!
Они стояли друг против друга, и, хотя Михаль говорила о прянике, Зяма понимал, что речь идет совсем о другом. Пока еще недоступном и запретном, но обещающим скоро, совсем скоро торжествующе пересечь линию широко распахнутых ворот.
– А где кольцо? – спросил Самуил. – То, которое ты обнаружил под подушкой.
– Сейчас, сейчас, – заторопился Зяма. Он полез в глубины книжного шкафа и вытащил шкатулку из-за покрытых пылью томов раввинских респонсов. Кроме него к этим книгам никто не притрагивался много-много лет, лучшего тайника невозможно было отыскать во всем Куруве.
Кольцо засияло, заискрилось, заблестело, покалывая глаза острыми лучиками.
– Поднеси кольцо к указательному пальчику Михаль, – велел Самуил, и Зяма не раздумывая выполнил его приказание. – А теперь повторяй за мной: вот ты посвящаешься мне этим кольцом по нашему закону.
Зяма слегка удивился изменению формулировки, но произнес эти слова и надел кольцо на протянутый Михаль пальчик. Пальчик был горячий и нервно вздрагивающий, сердце Зямы сначала ухнуло в глубокую яму, а оттуда вознеслось на высокую гору.
– А теперь поцелуй свою жену, – вскричал Самуил.
– Как жену? – оторопел Зяма. – А хупа, а свидетели, а бокал с вином, благословения, ктуба наконец? В наших книгах совсем по-другому написано?!
Что-что, а порядок бракосочетания Зяма знал назубок. Понимая, что когда-нибудь ему придется сдавать экзамен на получение раввинского сана, он потихоньку штудировал главные разделы закона, с вопросами по которым чаще всего приходят к раввину посетители. Супружеские отношения, кашрут – еврейские диетарные законы, убой скота, суббота, праздники, порядок ведения молитв – параграфы этих законов он прошел не по одному разу. То, что сейчас сделал Самуил, было пустым сотрясением воздуха, и назвать Михаль женой было абсолютно невозможно.
– Главное уже произошло, – с улыбкой ответил Самуил. – Главное то, что происходит между двумя людьми. Остальное – формальности, дополнительные боковые тропинки. По столбовой дороге вы уже прошли.
Он вытащил из кармана сложенный во много раз женский платок, развернул и набросил на Зяму и стоящую рядом Михаль, все еще дивящуюся на бриллиантовое кольцо. Не успел платок скрыть юношу и девушку от глаз Самуила, как Михаль прильнула к Зяме, прижалась по всей длине своим горячим, трепещущим телом.
Оно горело, будто у больного с повышенной температурой. Михаль обвила шею Залмана горячими руками и чуть потянула на себя, словно предлагая улечься сверху. Голова пошла кругом, поплыла, он почти лишился чувств и не упал лишь потому, что, сам того не ощущая, крепко сжимал девушку в объятиях.
От нее исходил дивный, неземной аромат, и, как во сне, она стала медленно приближать свое лицо к лицу Зямы. Свет, пробивавшийся через платок, был довольно тусклым, но его хватало, чтобы различить влажные, жадно распахнутые губы и блестящие глаза. Еще секунда – и губы их должны были слиться в супружеском поцелуе, но тут что-то оттолкнуло Зяму. Пока еще сам не понимая почему, он высвободился из объятий Михаль, сбросил платок и отошел в сторону.
Самуил глядел на него явно разочарованно.
– Что случилось, Залман? Что-то не так?
– Пока не могу, – извиняющимся тоном ответил Зяма. – Все это очень для меня неожиданно. Я должен свыкнуться с мыслью, привыкнуть.
– Ну, тогда я пойду, – махнул рукой Самуил, – а ты пока привыкай. Жена останется с тобой до утра.
Михаль призывно улыбнулась, и тут Зяма понял, что ему не понравилось, насторожило и оттолкнуло. Не могла невинная девушка, воплощение скромности, по словам ее отца, дочь скрытого праведника, сама почти скрытая праведница, вести себя подобным образом.
– Извини, милая невеста, прошу прощения, учитель, я должен побыть один. Мне нужно освоиться со свалившимся на мои плечи счастьем. Не обижайтесь, простите, имейте снисхождение!
– Ладно, ладно, – добродушно ответил Самуил. – Не волнуйся, Залман, я отвечаю за сохранность твоей жены и обещаю ее вновь привести.
– Да, да! – с жаром воскликнул Зяма. – Я буду ждать, буду ждать!
– Но теперь наберись терпения, – чуть укоризненно произнес Самуил. – Эта ночь была удобной с точки зрения духовных расчетов, следующей придется ждать несколько дней. Счастье нельзя упускать, Залманке, счастье нужно хватать обеими руками при первой же возможности и крепко прижимать к груди.
Самуил поднял обе руки, пошевелил пальцами, а затем хищно скорчил их, будто когти, и резким движением, от которого Залману стало не по себе, прижал к груди.