Выбрать главу

32

8

Нужда вызвала на себя огонь небесной помощи. Ни неоновых огней, ни

громкоговорителей там, правда, не было. Никакой суматохи. Никаких фанфар.

Никакой кутерьмы. И фотовспышек не было тоже. Просто помощь.

Точно так же, как я в своей темной комнате извлекал определенную пользу из

старых часов, погруженный во тьму мир может воспользоваться светом Христа.

А во-вторых, Он назвал ее дочерью. «Дщерь! вера твоя спасла тебя» (Мк. 5:28).

Это единственный раз, когда Иисус называет какую-либо женщину дочерью.

Представь себе, что она почувствовала. Она и вспомнить-то не могла, когда в

последний раз слышала доброе слово. Уже забыла, когда встречала взгляд, не

наполненный злобой.

Лев Толстой, великий русский писатель, рассказывал, как однажды шел по улице

и увидел нищего. Граф тут же полез в карман и собирался дать милостыню, но денег

у него с собой не оказалось. Толстой повернулся к попрошайке и сказал: «Извини

меня, брат мой, но мне нечего тебе дать». Нищий просиял и тут же ответил: «Ты дал

мне больше, чем я просил. Ты назвал меня братом».

Для тех, кто любим, добрые слова — как легкая закуска. Для тех же, кто

жаждет любви, — это великий пир.

Иисус устроил банкет в честь той женщины.

Если верить христианской традиции, она никогда не забыла сказанного.

Согласно легенде, она осталась с Иисусом вплоть до момента, когда Он шел на

Голгофу. Говорят даже, что ее звали Вероника, что стояла она у подножия креста, и

когда пот и кровь застилали Христу глаза, вытирала Ему лоб.

Он в час великой нужды прикоснулся к ней, и она в час Его боли не оставила Его.

Мы не знаем, истинна ли эта история. Но знаем, что так вполне могло быть. И я не

знаю, случалось ли нечто подобное с тобой, но точно знаю, что может.

Вечная юность

……………………………………..

Как любить жизнь, когда становишься старше

Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее;

а кто погубит ее, тот оживит ее.

Луки 17:33

Тебе ведь не нравится, если кто-нибудь упомянет об этом вслух?

Например, парикмахер: «Джо, а волоски-то на макушке совсем поредели».

33

Или косметолог: «В следующий раз, Сью, нам надо будет заняться твоими

морщинами».

Или дети: «Слушай, напомни еще разок, кто такие были „Ролинг Стоунз”».

Или письмо с приглашением: «Мы ждем вас на тридцатилетие со дня окончания

школы».

Или доктор: «В общем-то, Билл, беспокоиться особо не о чем. Твое здоровье

вполне сносно для людей такого возраста».

Восход старости. Первые страницы последней главы. Золотистый отблеск на

зеленой кроне жизни. И вот ты уже разглядываешь морщинистое лицо, столкнувшись с неопровержимым фактом собственного старения.

И хоть мы и пытаемся шутить («Старость — это когда впиваешься зубами в

сочный стейк… и зубы остаются в мясе»), не всегда получается смешно. Особенно

для тех, кто был научен ценить юность.

А ведь это все мы.

Долгие годы ты беспокоился о чем угодно, только не о старости. Среди прочих

недостатков, обнаруживавшихся в избытке, всегда было одно непременное

достоинство — молодость. Ты мог жрать, как лошадь, но не выглядеть так. Все

учителя были старше тебя. Профессиональные спортсмены оказывались примерно в

том же возрасте, что и твой старший брат. Жизнь казалась открытым шоссе без

ограничений скорости, а до конца дороги — целое тысячелетие.

Но потом они появились, едва заметные посланники смерти.

Ты купил страховку, в которой среди прочего говорилось о затратах на

погребение и ритуальные услуги. Друзья, ехавшие с тобой вместе в машине, вдруг

спросили, почему ты стала щуриться, глядя на дорожные знаки. Мальчишка, помогавший донести сумку с овощами, назвал тебя «бабулей».

Поначалу это редкие напоминания. Словно мелкий дождь. При этом сам ты

затянут в непромокаемый костюм — убежден в бесконечности собственной

молодости. Но со временем капли становятся все крупнее и настойчивее. Когда

просыпаешься, все болит. А если что-то не болит, значит, уже не работает.

Твои собственные родители начинают вести себя, как дети. А у тебя морщинки

от улыбки никуда не исчезают, даже когда ты перестаешь улыбаться.

А потом вдруг — БУМ! — и капельки дождя превращаются в поток. Нежное

накрапывание — в гром и молнию. Сердечный приступ. Опустевший дом. Сорок

свечей на торте. Бифокальные линзы. БУМ! БУМ! БУМ!

И уже не отвертишься. Понсе де Леон так и не смог найти источник вечной

молодости. Не сможешь и ты. Хотя как стараешься! Тягаешь гантели. Поседевшие

пряди замазываешь черным. Семейный микроавтобус меняешь на

монстрообразный трак с полным приводом, способный покорять непредсказуемые

обочины федеральных автострад. На лице подтяжка. Двойной подбородок спрятан

за ворот. Грудь накачана.

Но как ни старайся, календарь теряет листок за листком. Часики тикают. Тело

стареет. И каждая выпитая таблетка напоминает: есть горькое лекарство, которое

всем нам предстоит испить.

Но почему эта пилюля так медленно усваивается? Почему так трудно смириться

с очевидным? Почему от одной мысли об очередном дне рождения нас бросает в

34

дрожь? Безусловно, часть проблемы кроется в зеркале (или по крайней мере в

видимом там отражении). То, что было упругим и крепким, обвисло. То, что

работало в полную силу, сейчас лишь болезненно дрожит. Время, как говорится, лучший целитель, но никчемный косметолог.

Для многих из нас свою роль сыграли жизненные неудачи. Ты что-то планировал

совершить, и не смог. Собирался наконец-то выбраться из пригорода, но

по-прежнему платишь проценты по кредиту за дом. Клялся себе, что никогда не

будешь офисной куклой, но вот сидишь в кабинете, забитом всевозможным

бумажным хламом. Был намерен оставить потомкам наследство, а осталась лишь

подшивка долговых квитанций.

Боль бывает и глубже. От пустоты и бессмысленности успеха. Ты забрался на

самую вершину лестницы, чтобы оказаться там в полном одиночестве. От стола из

красного дерева тянет холодом. Блеск наград потускнел. Дипломы выцвели. Мир, казавшийся когда-то мечтой, стал для тебя реальностью, но и его оказалось мало.

Сожаления превращаются в образ мыслей. Сантехник мечтает пойти учиться в

медицинский колледж, а врач — стать сантехником. Работающая женщина

переживает, что не посвятила достаточно времени своим детям, а

мать-домохозяйка сожалеет о несостоявшейся карьере.

Бывает и еще хуже. Сожаления могут закончиться бунтом. Против требований

жизни. Против рутины. Против скуки. Против всего, что ограничивает и принижает, — работы, правительства, автомобиля типа «универсал», или еще хуже — против

твоей семьи.

Бунтовщики, решающие бежать от реальности по темным узким дорожкам, становятся первыми кандидатами на попадание в одну из излюбленных дьявольских

ловушек — прелюбодеяние.

Милая молоденькая секретарша вместе с бумагами приносит в твой кабинет

чувство симпатии…

Сосед не может поверить, что у тебя четверо детей, а фигура при этом — само

изящество…

Давид внутри нас отправляется на поиски Вирсавии. Жена Потифара

заглядывается на Иосифа. В зеленой травке — веселая любовная возня. Но там же

прячутся и колючки.

Давайте я сразу все скажу прямо: процесс старения может оказаться опасным.