— Не потакай ему, Джо, милая!
Джо хихикает, представляя, как Сикс широко замахивается свободным кулаком на Винса, стоя при этом в полурасстегнутых штанах, и её немного отпускает, но не слишком, потому что даже таким Никки видится ей охрененно привлекательным. Она запрокидывает голову и беспомощно всхлипывает.
— Атас, мужики! — а вот это уже Томми. Они что, всей толпой там торчали?! — Шерон!
— Твою же мать… — Никки, кажется, даже лбом о стенку там прикладывается. — Я перезвоню тебе, детка, мы не закончили, — шепчет он в телефон, а потом в ухо Джо несутся гудки.
Она бросает трубку и, не скрываясь, стонет: из-за воплей Винса и строгости Шерон Осборн они с Никки даже так остались неудовлетворенными, но почему-то из-за этого Джо ещё и смешно. Она хихикает снова, точно зная, что прямо сейчас Никки спешно застегивает штаны — а это будет проблемой — и шлет Винса нахуй.
Когда телефон звонит через пару часов, Джо даже не удивляется. Она улыбается в трубку, когда слышит голос Никки, когда где-то на фоне Ти-Бон стонет, что сваливает нахрен, его это всё заебало. У неё завтра рабочий день в «Рейнбоу», и ей бы выспаться, но она дотягивает длинный телефонный шнур до постели и падает на покрывало.
Джо хочется сказать, что она скучает, безумно, бесконечно. Что на каждую черноволосую шевелюру в баре она реагирует так, будто не помнит, что Никки — в туре где-то на просторах Штатов. Что есть множество вещей, которые хочется ему рассказать, но за короткие телефонные разговоры не хватает времени. Джо думает, что ещё успеет рассказать ему всё, когда Никки вернется.
— На чем мы там остановились, Джо? — смеется в трубку Сикс. — Клянусь, если Винс вломится и сюда, я его убью. Не хочу о нём думать. Тебя хочу, моя Джо… — голос у него становится ниже, и у Джо пересыхает в горле.
Она старается не думать, сколько у него было тёлок, пока Шерон не присоединилась к туру. Она пытается не представлять, что он с ними делал. Никки всегда была таким, какой он есть, и его исправит только могила. Джо шепчет ему, что хочет его, хочет, хочет.
Никки стонет так, что этот звук заставляет жаркую волну прокатиться по её позвоночнику.
— Давай, детка… Говори, говори…
— Не-а, — Джо охреневает от собственной смелости, пока второй раз за вечер скользит ладонью за резинку собственных пижамных шорт. — Твоя очередь, Сикс. Это ты воображал меня, сам признался…
Её нахлобучивает Сиксом, нахлобучивает уже пять лет с тех пор, как они познакомились, и он решил, что, раз уж она позволила ему переночевать, можно и отплатить. Джо понятия не имеет, закончится ли это хоть когда-нибудь, и не хочет знать.
— Спросил бы, что на тебе, — хмыкает он, — но я и так знаю, в чем ты спишь.
— Засранец, — выдыхает Джо, ей хочется прямо сейчас ощутить его тяжесть на себе, его дыхание на шее, и почувствовать, как он толкается в неё, как движется, размашисто и сильно, но у неё только её собственные пальцы и есть.
— Давай… — Никки ухмыляется в трубку, она уверена. — Три пальца, моя Джо. Ты знаешь, как. Я скоро приеду, и я буду трахать тебя, пока ты пощады не запросишь… Ох, блять, — выдает он и гортанно стонет. — Ох, блять, Джо…
Она не знает, от чего её накрывает сильнее: от его слов, от звуков, которые он издает, или от того, что Джо понимает — он сейчас кончает с её именем на губах, на языке, он сейчас видит её перед собой? Её саму толкает куда-то в темноту, подсвеченную алыми всполохами, она зажмуривает глаза и как живьем видит перед собой Никки: он валяется на кровати в номере, запустив руку в полурасстегнутые штаны. Черные волосы рассыпаны по подушке, он зажмуривается, ускоряет движения, всей ладонью проходясь по члену… Джо вскрикивает, когда пружина, туго и жарко скрученная в низу живота, распрямляется, выкидывая её в космос.
— Охуенно… — Никки обретает голос. Джо скручивается в клубок на постели, подтягивает к животу ноги. Она согласна: охуенно, однако ещё охуеннее будет, когда он вернется. Кажется, Сикс её мысли читает, потому что снова смеется: — Когда я вернусь, бери выходной на следующий день заранее, моя Джо. Ты, мать твою, ходить не сможешь.
Она приходит в себя. Медленно, слушая его постепенно выравнивающееся дыхание в трубке.
— Какое на вкус моё имя? — Джо спрашивает первое, что приходит в голову. Сикс удивленно хмыкает.
— Сладкое, — отвечает он.
Ей достаточно.
*
Когда Mötley Crüe возвращаются в Лос-Анджелес, Джо берет дневную смену. Она летает по «Рейнбоу» с таким счастьем в глазах, что остальные только посмеиваются — про её особые дружеские отношения с Никки знают все, но при этом предпочитают называть вещи так, как Джо и Никки сами их обозначили когда-то.
Вечером она едет на концерт, и сердце колотится где-то в пятках, потому что Джо скучала, скучала, скучала. Так скучала, что сейчас у неё подгибаются колени от мысли, что она увидит Никки. Он сказал ей по телефону, что выпросил у Шерон для неё проход на бекстейдж, но Джо не верит, что Шерон Осборн не навела о ней справки. Она нервно одергивает юбку, выходя из такси, с трудом пробивается через стайку разодетых фанаток и видит Никки.
Ох.
Джо останавливается, давая себе пару секунд просто разглядывать его: высокий, с черными волосами, весь в коже, он курит около запасного выхода. Девчонки млеют, хихикают, шепчутся, глядя на него, а Джо просто стоит у ворот и умирает, рассматривая Никки. Он никогда не был её, никогда не будет её, но она уже привыкла к этой мысли, и ей почти не больно. А вот тянущая боль в низу живота — вполне реальна и напоминает о себе, когда Сикс в очередной раз закуривает, втягивая щеки.
Он бросает сигарету на асфальт, поднимает взгляд и видит Джо. Улыбается — так широко, что сейчас щеки, кажется, треснут. Кивает охраннику, указывая на неё, по губам Джо читает фразу «ко мне», и уходит за дверь.
Когда Джо наконец оказывается внутри, Никки ждет её. Его серые глаза темнеют, он взглядом скользит по её фигуре, от макушки до сандалий — Джо не любит и не носит каблуки, — и улыбается снова.
— Джо, — и протягивает к ней руки.
Плевать на всё. Джо запрыгивает на него, повисает на его шее, и, хотя она знает, что целовать его нельзя, ничто не мешает уткнуться носом в его шею. Сикс подхватывает её, обнимая за талию, и явно с трудом сдерживается, чтобы ладонями не пройтись ниже.
— Привет, — шепчет она.
— Эй, — отзывается Никки. Осторожно опускает её на пол, будто невзначай заставляя проехаться вдоль его тела. — Привет, моя Джо.
— Нет, ну это, сука, ни в какие ворота! — Винс возмущается, когда Никки почти пинком вышвыривает его из гримерки. — Дай хоть с Джо поздороваться!
— Выкуси, всё потом, — шипит Сикс; он похож на рассерженного кота, и Винни приходится подчиниться. Он шлет Джо воздушный поцелуй, одновременно показывая Никки средний палец, но Джо не успевает ответить Винсу, потому что дверь гримерки с грохотом захлопывается, и Сикс прижимает Джо спиной к железной холодной поверхности. — Иди сюда…
Его руки, его горячие, потрескавшиеся и искусанные губы просто везде. Джо стонет, когда Никки целует её в шею, подхватывает под бедра, заставляя обнять его ногами, задирает её джинсовую юбку до талии. Она чувствует, как его член упирается в плохо тянущуюся кожу его штанов, ладонями ведёт по его животу, оставляя под пальцами фантомные ожоги, добираясь до кожаных завязок. Никки гортанно стонет в её ключицу, вместе с Джо пятится куда-то к дивану, натыкается на что-то и матерится.
— Ах ты ж блять… — шипит он. — Джо, моя Джо… — целует её шею, зубами прихватывает за ухо, языком влажно ведет по плечу. — Наконец-то…
Джо путается пальцами в его дурацких завязках на штанах, он смеется, нетерпеливо и хрипло, помогает ей. Добраться до дивана стоит огромных трудов; Никки заваливается на него вместе с Джо в охапке. На обтрепанной кожаной поверхности они возятся, как подростки, сталкиваясь руками, губами, языками, справляясь с мешающей одеждой, пока, наконец, Джо не ощущает Никки в себе и не вскрикивает в поцелуй. Никки опять смеется, срывается в громкий, почти звериный стон.