— Я не могу… — Никки воет, уткнувшись головой ей в колени. — Я не могу, пошло оно все в задницу, я хочу кокаина! Джо, пожалуйста, позвони Джейсону, позвони, мне нужен гребаный кокаин… — он плачет, а Джо путается пальцами в его волосах, склоняется к нему и утыкается носом в макушку. Волосы у него грязные, но ей плевать. — Я слышу их, Джо… они везде, люди, их много, я постоянно слышу их! Но когда ты пришла, они ушли. Не уходи, Джо…
— Никки, я не уйду, — шепчет Джо ему в макушку, целует, гладит его по спине. Любовь, наверное, и правда всепрощающа и благословенна, если, увидев Никки в таком состоянии, Джо не захотела бежать прочь. — Я с тобой, Никки, я ведь обещала.
И, возможно, это обещание делает её дурой.
Она не верит в Бога, но молится в ту ночь, впервые за много лет, а потом, когда Никки засыпает, наконец, Джо собирает подранные листы воедино и читает строчки, от которых у неё скребет за ребрами, воет от боли.
If you dance with the devil,
Your day will come to pay…
Никки платит, а вместе с ним расплачиваются и все остальные. Например, Томми, чья свадьба с Хизер Локлир была испорчена нагероинившимся шафером. Например, Винс, которого Никки сам отделил от группы, как парию.
Silver spoon and needle
Witchy tombstone smile
I’m no puppet
I engrave my veins with style
Джо знает о его передозировке в Лондоне, когда он очухался в мусорном баке, потому что дилер решил, будто он умер. Она знает об этом от Винса, потому что Никки не соизволил ей рассказать — он вообще то становился разговорчивым, то упрямо молчал. Никки платит голосами, звучащими из темных углов; он платит ужасом, разрывающим его на части и заставляющим хвататься за «Магнум», но никто не приходит, чтобы спасти. Только Джо.
Она проводит с ним все две недели, что Кимберли торчит в клинике — хозяин «Рейнбоу» всё равно задолжал ей месяц отпуска за последние годы, которые она работала без продыха. Джо следит, чтобы в доме не было и следа наркотиков, вытирает пот со лба Никки во время ломки и сует ему ведро, когда он начинает блевать. Слушает его вопли; он кричит, что он — не Никки, и у неё в горле комком стоит сочувствие, любовь, сожаление. Благодарен Никки ей или нет, это не важно, Джо просто тащит его жизнь из пропасти, в которую он сам себя зашвырнул. И не винит Кимберли — слишком хорошо знает, что это не Ким подсадила Никки на героин, а он показал ей путь в Страну Чудес. Это он приучил её к этому дерьму, и Джо не может снимать с него за это вину. Она просто его прощает. Как и всегда. Прощает, зная, что он не просто не может любить других — он даже самого себя ненавидит.
Ему постепенно становится лучше. Никки приходит в себя, и трезвость ему к лицу. Джо готовит на кухне ужин, когда Никки обнимает её со спины и прячет лицо у неё в волосах. Он не говорит ничего, просто прижимает её к себе, и Джо шмыгает носом от облегчения — ему стало лучше. Они ужинают, таращась в телек, и какая-то белобрысая дикторша вещает последние новости. Никки впервые не тянет выблевать еду.
— Я не хочу больше иметь дело с этой дрянью, — произносит он. — Реально не хочу, Джо. Моя Джо… — он притягивает её к груди. — Я бы сдох тут без тебя.
Джо утыкается носом в его шею.
Никки пытается трахнуться с ней в тот вечер, но у него не очень-то получается, и они оставляют эти попытки, просто целуются, валяясь на разобранной постели, пока в открытое окно врывается шум машин с бульвара Вэн Найс. Никки смеется:
— Потерпи, Джо, моя Джо, я приду в себя и от души тебя оттрахаю.
Джо касается губами его плеча. Ей даже не нужно, чтобы Никки переспал с ней сейчас, ей нужно, чтобы он пришел в себя, чтобы духу в его жизни не было наркотиков — хотя бы кокаина и героина. Впрочем, если будут таблетки, то будет и эта дрянь.
Ей нужно, чтобы Никки жил.
Когда она выходит на работу, в дом на Вэн Найс возвращается Кимберли. Она тоже чиста, и хватает её ненадолго — Кимберли сваливает от Никки, хорошо понимая, что им не о чем говорить, что они были приятелями по наркозависимости, а стали просто никем. И Никки срывает с катушек, возвращается к наркотикам, приветствуя их, как старых друзей, и песни, которые он пишет под их воздействием, ужасают Джо. Она помнит: в ту ночь она только вернулась со смены в «Рейнбоу», часы показывают четыре утра, занимается рассвет, и Никки, как в старые времена, вламывается к ней в окно. Взгляд у него безумный, и Джо чувствует, как внутри всё обрывается.
Только не снова. Пожалуйста, только не снова.
— Джо, — он хватает её за руки, — ты должна послушать, послушай, детка, я сочинил охуенную песню…
И эта песня — о смерти. У Джо холодеют ладони, она крепко сжимает их, впивается короткими ногтями в кожу. Никки не нужно объяснять, что он написал песню о Кимберли, оно и так ясно. В последнее время, Джо знает, он был уверен, что, пока он был в туре, Кимберли мутила с каким-то актером. Идиотизм, она же торчала, ей никакого секса не надо было, но Никки уперся, как баран. Сам придумал, сам возненавидел, сам отомстил. И вся гниль, что таилась у него в душе, вся мелочность и злопамятность, выливается в строки, полные боли, гнева и жажды растоптать то, что, казалось, когда было ему дорого.
Джо думает: не растопчет ли он когда-нибудь так и её?
So many times I said
You’d only be mine,
I gave my blood and my tears
And loved you, cyanide.
When you took my lips
I took your breath,
Sometimes love’s better off dead…
Иногда любовь просто должна умереть. Джо смотрит ему в глаза, пока Никки напевает — он всегда смущался своего пения, говорил, что петь у них мастер Винс, а он… так — и знает, что должна была позволить своей любви к нему умереть ещё давно. Нужно было убить её, если потребуется. Но Джо не смогла, и теперь любовь отравляет её изнутри, да только она уже не умеет жить иначе.
Эта песня — грязь, отрава, нарыв, но она же и всё, что Никки носит в себе, подкармливая своих демонов. Джо видит у него на локте свежий след от укола, и боль, вспыхнувшая в груди, заставляет её прикусить язык. Вкус крови заполняет ей рот.
Никки Сикс летит в бездну, в которую снова шагнул сам. Джо кажется, она летит вместе с ним, но на этот раз ему не нужна её помощь, потому что в своем полёте он попадает прямо в паучьи сети, расставленные Вэнити Мэтьюз.
Джо никогда не танцевала с Мистером Браунстоуном, но всё равно платит сполна.
I’ve been through hell
And I’m never going back.
========== Июль 1986. Никки. ==========
Комментарий к Июль 1986. Никки.
Aesthetic:
https://sun9-3.userapi.com/oi4WmmM2MwNRWg0I8VvOBCu8sA8imwyEORvBZQ/Bido2oRKxN0.jpg
Насколько Вэнити чокнутая, Никки узнает, притащив её в «Рейнбоу» — вечер, в баре некуда и яблоку наебнуться; Томми ошивается у барной стойки и болтает с Джо, а она смеется, и у Никки что-то внутри нехорошо сжимается. Может, это просто ломка; они с Вэнити не вмазались перед уходом, но Сикс уверен, что у неё всё, что нужно, — с собой, только в туалет нужно слиться. Он знает, что его скоро накроет, но пока ещё держится.
Вэнити — бывшая подружка Принса, так что привыкла к другим заведениям, и в «Рейнбоу» ей прежде бывать не приходилось, но она усаживается на барный стул так, будто она здесь королева. Юбка ползет вверх по её смуглым бедрам, выставляя на всеобщее обозрение багровые следы, оставленные пальцами Никки. Вэнити плевать, кто и что думает о ней. Она прищелкивает пальцами, подзывая Джо. Та удивленно оборачивается.