— Я не знаю, — отвечает она. — Ты обратилась не к тому человеку.
— Потому, что ты любишь Никки? — Сэм ломится напролом, как никогда не сделала бы, когда была школьницей. — Все знали. Как ты вообще терпишь его, почему всё ещё с ним?
Хороший вопрос. Никки — чудовище; вся вереница его женщин у Джо прошла перед глазами. Сейчас он помолвлен со шлюхой, которая приучила его к героину, и она во всеуслышание заявила на The Late Show, что скоро снова станет Вэнити Сикс, только в этот раз — не потому, что такую кличку ей дали в её группе. Никки — тот, кто способен чужое сердце раздавить в руке. Джо помнит, как рыдала Кимберли после того, как он измывался над ней из-за выдуманной измены. Джо помнит, как он встретил Кимберли. Джо помнит каждую женщину, из-за которой она снова становилась «просто другом, своим в доску». И Джо знает, что, дай ей возможность вернуться назад, она не изменила бы ни дня в своей жизни.
— Никки — мой друг, — произносит она. — И всегда им будет.
— Никки никогда не был твоим другом, — Сэм качает головой. — Однажды ты говорила мне, чтобы я не позволяла никому пользоваться собой. Но Сикс всегда тобой пользовался.
Эти слова для Джо — как нож в старую рану. Горло сдавливает, и она прикрывает глаза, чтобы не разреветься. Ей бы на Сэм разозлиться, но Джо уже двадцать пять, и она понимает: Саманта говорит так, как видит. А она не видела Никки разбитым, измученным, несчастным. Пьяным, больным, обдолбанным. Снова и снова разочарованным в себе и в других. Не видела его после смерти Раззла и ареста Винса, не видела его в дни, когда кокаин стал его лучшим другом, не видела, как он разбивает гитару, потому что ничего написать не может. Не к ней Никки приползал, чтобы зализать раны, не её звал своей, не с ней делился тьмой, окутывающей его душу. Саманта видит только мужчину, который пользуется женщиной, как однажды воспользовался ей Винс.
— Ты ничего о нас не знаешь, — Джо поджимает губы. Боль затухает, исчезая — Но это не важно. Я выхожу замуж. Не за Никки.
Сэм выхватывает взглядом кольцо у неё на пальце. Задумчиво скользит стаканом по гладкой поверхности барной стойки.
— Но ты его любишь. Скажи, что мне делать, Джо. Я не пришла бы, если бы знала, что делать.
Что делать, Джо не знает. Ей кажется, что с любовью вообще что-то сложно сделать — она просто есть, она отравляет тебя, она становится твоей частью.
Сэм снова опускает глаза на пустой стакан.
— Я спала с Винсом. Снова. И у меня нет никого, к кому я могла бы обратиться. Джастис… она не оценит, потому что девочки в клубе не спят с клиентами. Но я с Винсом переспала.
Джо могла бы сказать, что Сэм — идиотка, и, возможно, была бы права. Но у неё язык не поворачивается выдать что-то подобное, потому что во взгляде у Саманты — выжженная пустыня. Джо помнит милую, часто улыбающуюся девушку, влюблено смотревшую на Винса: для неё он был целым миром, и Сэм отказалась от своей жизни ради него. Уже поздно говорить, что этот поступок был глупостью, потому что слишком легко осуждать прошлое, да ещё и чужое. Джо хорошо знает, что значит любить без оглядки, даже если твое сердце растоптано и выжжено.
Есть ли у неё хоть какой-то совет?
Дверь хлопает, избавляя Джо от необходимости отвечать. «Рейнбоу» заполняется голосами Даффа и Слэша: последний пришел опохмелиться перед тем, как закинуться очередной наркотической дрянью, а первый — просто навестить Джо; он часто заглядывал посреди дня, перед репетицией или записью.
— Привет, малыш, — Дафф, длинный, светловолосый, взъерошенный, перегибается через барную стойку и целует Джо в губы. — Как дела?
— Работаю, — Джо улыбается. Дафф нравится ей, сильно нравится, иначе она бы не согласилась выйти за него замуж, хотя его предложение до сих пор кажется ей странным. И ей с ним хорошо. — А у вас что, записи сегодня нет?
Слэш падает за барную стойку, как обычно, завешанный темными вьющимися волосами так, что непонятно, видит ли он тебя вообще за этими зарослями. Ухмыляется:
— Сегодня Эксл отдувается. Мы попозже пойдем. Нальешь Джека?
Мужчина, сидящий за столиком, недовольно косится на Даффа и Слэша: в «Рейнбоу» как-то стало сразу тесно и громко, хотя музыкантов всего двое, и обычные клиенты недовольны этим. Дафф не обращает внимания на осуждающие взгляды, обходит барную стойку и обнимает Джо со спины.
— Я соскучился, — шепчет он ей прямо в ухо. — Может, вместе перекусим потом?
Он выше Джо на полторы головы и куда худее плотного Никки; Джо терпеть не может сравнивать их в своей голове, но всё равно сравнивает и сама на себя бесится. Ей нравится, как Дафф её обнимает.
— Хорошо, — соглашается Джо и фыркает, когда он целует её в макушку. — Тебе налить что-нибудь? Дафф, у меня работа, я же говорю, — она мягко выворачивается из его объятий и тянется к полке с пивом. — «Лёвенбрау» будешь?
Ничуть не стесняясь посетителей, Дафф садится прямо на барную стойку, отчего его макушка почти упирается в потолок.
— Буду, давай.
Джо откупоривает ему бутылку, а, обернувшись к залу, видит, что Саманты уже нет, и что-то вроде… вины ёкает у неё за грудиной. Она кричит Джейку, заныкавшемуся на кухне, что отойдет покурить, на бегу целует Даффа в губы и хлопает входной дверью бара.
Саманта, в конце концов, пришла за советом. За помощью. Прошло шесть лет с тех пор, как они виделись в последний раз, но Джо понимает: Сэм просто нужен друг. Человек, способный сказать ей, что она не сделала ничего дурного… или сделала, но это не страшно.
И она действительно не сделала ничего ужасного. Ничего, за что могла бы винить саму себя. У Джо найдутся вопросы к Винсу, который, вообще-то, собирается жениться, и его невеста Шариз Раддел — одна из самых приятных девушек, которых Джо встречала в тусовке за эти годы, но Сэм здесь не при чем. Она не обязана была этого знать, она шла за собственными чувствами, пыталась вылечить свои раны.
Джо сворачивает за угол и врезается в Сэм — та стоит и курит, шмыгает носом, будто ей всё ещё шестнадцать.
— Я не хотела мешать, — заметив, что больше не одна, Саманта вытирает лицо ладонью, кидает окурок на асфальт. — Извини, я не вовремя пришла. Просто… я подумала, ты можешь мне помочь. Мозги на место вправить, я не знаю.
На мгновение она превращается в ту Сэм, с которой Джо познакомилась шесть лет назад: девочку, которая не знает, что ей делать, чтобы не было больно. Вот только больно будет в любом случае.
Она не хотела мешать? Или не хотела видеть, что кто-то живет дальше, даже мучаясь от безответной и ядовитой любви?
Раздавать советы всегда легко. Солнце Лос-Анджелеса палит вовсю, припекая Джо тёмную макушку, пока она стоит напротив Сэм, сунув руки в карманы джинсовых шорт. Она может сказать: беги, Сэм, пока тебя снова не затянуло, потому что Джо знает, что это такое — она и сейчас не уверена, что не бросится в объятия Никки, если он позовёт. Она может сказать: делай то, что велит тебе сердце, но что, если сердце просто хочет хоть немного живительного дождя на выжженную прерию?
Джо изо дня в день карабкается, выживая без Никки Сикса, но где-то в глубине души знает: их связывает много больше, чем секс или даже кривые да косые отношения. И не так уж важно, сколько у Сикса было баб и сколько ещё их будет. У них есть незаметная, но сильная связь людей, которые друг для друга всегда были ближе, чем любовники или просто друзья; Джо знает — Никки рванет к ней на помощь, если она попросит, и она сама из кожи вон вылезет, если ему что-то понадобится. Они цепляются друг за друга уже восемь лет, зная, что в бешено вращающемся мире они друг друга уж точно константа. Этого никогда не было у Винса и Сэм, потому что Винни может только брать, но не умеет отдавать, не научен, не понимает, зачем это вообще нужно. Винс Нил такой, какой есть, и всё у них по-другому.