Никки, Никки, Никки.
Чертов ключ едва попадает в замок. Она проворачивает его раз, другой. В холле горит свет.
Из гостиной ей навстречу выплывает призрак.
Гребаный Сикс стоит, держась за косяк, бледный, с синяками под глазами, черные волосы спадают на татуированные плечи. Ноги, кажется, плохо его держат, и он будто пешком прошел через Ад, но он не дух, он явно живой, и Джо едва не теряет сознание от облегчения и счастья. Весь остаток вечера и ночи был для неё пыткой, но Бог, если он есть, в кои-то веки решил, что Джо Лоуренс достойна не только боли и разбитого в пыль сердца.
— Это чертова карусель, Джо… — хрипит Никки, моргая медленно, как тяжелобольной. Он будто видит и не видит её, но знает, что она здесь. — Я не могу, я больше так не могу…
Услышав его голос, Джо отмирает. Бросается к нему, плача и смеясь, обнимает так, что у него хрустят кости, и они оба едва не теряют равновесие. Она может думать только о том, что он жив, и это гребаное телевидение соврало, он жив, он жив, он жив… Сердце возвращается на место, а неуверенно сомкнутые у Джо за спиной руки Сикса заживляют ей раны получше любой суперлечебной повязки. Шея у Никки быстро становится мокрой от её слез.
Она всегда знала, что Никки умрет молодым, и как хорошо, что она ошиблась.
— Ненавижу тебя, Сикс! — Джо утыкается лбом между его ключиц. — Я так тебя ненавижу!
— Я тоже себя ненавижу, Джо, — Никки прячет нос в её волосах. — Я чуть не сдох сегодня, знаешь? В меня въебали два шприца адреналина, поэтому я ещё здесь. Всё ещё с тобой, моя Джо.
И, может быть, для них обоих это к худшему, но ей наплевать.
========== Май — июль 1979 ==========
Комментарий к Май — июль 1979
Меня почему-то не отпустило, и я решила, что можно попробовать ещё что-то о них написать. Понятия не имею, будет ли это кому-нибудь интересно, но каждая история - даже если это будет всего лишь сборник драбблов - должна с чего-то начинаться.
Aesthetic:
https://sun9-26.userapi.com/ndeJkd3t_SAeTcPYZTAyLXvJjpd7LOhXC2fBeg/TZCQFipH9qc.jpg
Джозефина Энн Лоуренс, для друзей Джо, понятия не имеет, зачем притащила этого взъерошенного черноволосого парня к себе. Он весь пропах алкоголем и сигаретами, только что сменил имя — неужели скрывается от кого-то? От долгов? — и выглядит так, будто не ел несколько дней. Зато Джо уверена, что пил он чаще, чем ел. И, возможно, ограбит её поутру, хотя что у неё тут вообще можно брать? Она жалеет, что не может закурить: на запах дыма прибегут соседи по дому и начнут голосить.
Парня зовут Никки. Странное имя, но он и сам выглядит странным — ободранный, как дворовый кот, худощавый, но не хлипкий, и чертовски красивый. Джо не слепая, она заметила и серые глаза, и длинные ресницы, и ухмылку, от которой у девчонок наверняка потоп случался в трусах. Он спит, уткнувшись в подушку лицом, длинные волосы разметались по наволочке и плечам, а ещё он завалился в постель прямо в джинсах. Обычно Джо такое бесит, но сейчас это даже к лучшему — спать ей негде, только рядом с ним, и не хотелось бы, чтобы он был голым.
Наверное.
Не то чтобы Джо неловко. Просто давненько уже рядом с ней не ночевали парни. С тех пор, как она покинула Мэн, оставив там своего бывшего. По иронии судьбы, он тоже был именно таким: в джинсах и кожаной куртке, с бухающими из кассетного магнитофона KISS и Led Zeppelin. Джо любила его или думала, что любила, но желание оказаться подальше от собственного отца оказалось важнее.
Она выскальзывает из джинсов и, косясь на спящего Никки, стягивает майку. Набрасывает длинную футболку с логотипом The Who — единственную вещь, которую она забрала у бывшего парня, — и съеживается на краю узкой кровати. Никки занял почти всё пространство; на Джо обрушивается его запах: алкоголь, сигаретный дым, жвачка. У неё в низу живота что-то сладко ёкает, и она поспешно отворачивается к стене. Не хватало ещё думать о случайно оказавшемся в её комнатушке мальчишке.
Правда, она всё равно думает. Его близость непрошено волнует, заставляя ворочаться с боку на бок в попытках удобнее устроиться на ограниченном «пятачке», и считать овец, чтобы не представлять, каково было бы вплетаться в его волосы пальцами и вдыхать его запах, уткнувшись носом в его шею, обнимать его и вспоминать, что вообще это значит — с кем-то трахаться.
В конце концов, этот парень завтра свалит. И ей очень повезет, если он не прихватит с собой что-нибудь из её скудных пожитков.
Ей ничего не снится. Джо будто в дыру проваливается, как проваливалась каждую ночь — от усталости, от тяжелых мыслей, от голода. Бар открывается в два часа дня, и в два она уже должна быть на кухне, готовая к рабочему дню, даже если никто не придет, чтобы перекусить и выпить пива в свой ланч. Она всегда заводит часы на одиннадцать, чтобы собраться, сходить в душ и хотя бы облизнуться на возможность завтрака. Но будит её вовсе не будильник.
Джо распахивает глаза.
— Эй! — она разворачивается, сталкиваясь взглядом с насмешливыми серыми глазами. — Ты охренел?
Она понятия не имеет, сколько времени, но по её ощущениям — слишком рано для чужой ладони в её трусах. Никки вздергивает бровь, правый уголок его губ ползет вверх в ухмылке.
— Ты так не думаешь, — замечает он, и, вот черт, он прав, потому что Джо ощущает, как в низу живота становится горячо и влажно. — И я тоже, — он притягивает её к себе за талию. — Давно никого не было?
Вопрос абсолютно неуместный, хотя и логичный. Джо хочется треснуть ему по физиономии, но голову ведёт от его прикосновений, от его дыхания, обжигающего шею, и Никки чувствует это — заваливает её на спину, нависает над ней, продолжая ухмыляться. У него глаза — серые, как небо штата Мэн, с зелёным ободком вокруг радужки, а взгляд его смеется. Может быть, стоило бы остановить его, но Джо, по правде говоря, совсем не хочется.
Кажется, он это понимает. Расплывается в ещё более широкой ухмылке, прилипает губами к её шее, впивается в кожу острыми зубами и тут же зализывает намечающийся засос. Джо стонет: его касания заставляют кожу гореть; она и забыла, что такое — когда мужчина её хочет, а Никки хочет её, она чувствует, как его член, натянувший джинсовую ткань, прижимается к ней, и любые мысли со свистом улетают из головы.
К черту.
Она прогибается в спине, когда Никки снова касается её, закусывает губу, зная, что из-за тонких стен соседи узнают, что у неё был кто-то в комнате, и, может быть, пожалуются хозяину дома. Секс с практически не знакомым парнем — не такая уж и поразительная или редкая вещь, и… Боже. Боже. Джо зубами вгрызается в щеку изнутри, подается ему навстречу. Никки смеется ей в плечо.
— Тихо, — бормочет в ухо. Джо слышит щелканье пряжки ремня и вжиканье молнии на джинсах, шелест упаковки презерватива. Черт, она бы и не подумала о защите, потому что плавится у неё сейчас не только тело, но и мозг. — Иди сюда, — Никки за бедра подтягивает её к себе; Джо обвивается вокруг него ядовитым плющом, и хорошо, что он догадывается ладонью зажать ей рот, потому что она глухо вскрикивает в его руку, ощущая его в себе.
Это просто секс, но чертовски классный секс. Уж точно лучше, чем с кем-то ещё в её пока что короткой жизни. Джо стонет в его ладонь, подстраиваясь под резкий и рваный ритм, крепче сжимая ноги на его пояснице. Тело горит, её почти выкидывает куда-то в обжигающую темноту, так, что в уголках глаз даже вскипают слёзы, а удовольствие мешается с тонкой болью в отвыкшей от внезапного секса вагине.
Кажется, Никки всё же глухо вскрикивает, уткнувшись лицом в шею Джо.
Он, вообще-то, тяжелый. Джо понимает это, когда её возвращает обратно в реальный мир. В низу живота немного тянет; футболка Никки под её ладонями — влажная от пота. Джо осторожно запускает пальцы в его волосы, жестковатые от краски, и он издает звук, похожий на утробное мурлыканье.