Винс хмыкает — типа понимающе, но что бы он ещё понимал? — и тянет руку к бутылке.
— Ты дал мне в рожу. Мне хватило, — ухмылка у него такая, будто он давит в себе ещё какие-то свои выводы, и Никки снова хочется впечатать кулак ему в физиономию. С другой стороны, чтоб симметрично было.
Джо появляется вовремя: нюх у неё, что ли, когда намечается какое-то дерьмо? Не раз она спасала задницу Никки от неприятностей — и при их первом знакомстве, когда его могли из бара вышвырнуть в хлам бухого прямо в канаву, и потом, когда не сдала охраннику супермаркета, где Никки хот-доги попиздил. Джо всегда рядом, это ли не суперспособность? Иногда Никки сам задумывается: какого хрена она ещё его не послала? Ему нечего ей дать, а проблем из-за него пару раз она уже огребала от своих лендлордов.
Нет, его всё устраивает. И сейчас, когда радостная Джо бросается ему на шею, обнимает так, что грозится придушить к черту, его всё тоже устраивает. Никки раскрывает объятия, прижимает её к себе, зарывается носом в её волосы, и, несмотря на усталость, от близости Джо в штанах становится тесно. Джо явно чувствует это и неуловимо трется об него, и он тихо стонет ей в ухо:
— Джо, черт бы тебя побрал…
Палево. Ага, они друзья, но Никки тоже не идиот, а Джо — красивая девчонка, и, да, он сейчас на взводе после выступления. Осади, Лоуренс.
Она уже отлипает от него и поворачивается к Томми.
— Вам удалось встряхнуть этот гадюшник, — Джо широко улыбается, Ти-бон обнимает её, и Никки это даже не бесит. Томми — это Томми, мать его. — Уверена, что дальше будет только круче! Кстати, — она падает на диван, и, к чести Винса, он не делает поползновений в её сторону, — я вчера оставила в «Рейнбоу» несколько флаеров и видела в толпе некоторых, кто вчера эти флаера забрал с собой.
Джо уже пару месяцев работает в «Рейнбоу», Никки сам её туда устроил — он с владельцем бара на короткой ноге ещё с тех пор, как в London играл. Так им обоим куда комфортнее, да и Джо может уговорить бармена бесплатно налить, если не хаметь. Платят в «Радуге» уж точно больше, чем в том клоповнике, где она работала раньше. Джо недавно двадцать стукнуло, так что пока что хозяин «Рейнбоу» её только официанткой взял, и то удача.
Никки часто задерживается в баре до закрытия, болтает с Джо и кормит её хот-догами из круглосуточного супермаркета неподалеку — ну да, ворованные, но ей об этом знать не нужно, — а потом провожает домой. Иногда остается на ночь, и они трахаются, а утром Никки, выползая на общую кухню, ловит на себе заинтересованные взгляды её соседок. Да и пусть пялятся. Некоторые из них даже ничего, но у него тоже есть совесть, хоть и совсем чуть-чуть. Срать в своем гнезде он не будет.
Никки возвращается на сцену, вместе с Миком собирает инструменты. Томми свою «кухню» уже давно собрал, а у Винса и вовсе кроме микрофона да смазливой рожи нет ничего. Марс бросает на Никки взгляд искоса, и тот не выдерживает:
— Ну?!
— Без вокалиста нас оставишь, — хмыкает Марс.
Никки кривится: нехрен драматизировать. Подумаешь, вмазал разок, не сахарный, не развалится.
— Винсу стоит бы знать своё место.
Мик только головой качает:
— Мы в группе все равны, мелочь, и не прикрывай этим свою ревность.
Ревность? Ага, сейчас. Ревновать Джо — да с хуя ли? К Винсу? Ну да, у неё была пара каких-то мужиков за последние два года, и один из них с лестницы летел, ну так нехрен было к ней яйца катить, если она того не хотела. Никки Джо хорошо знает, и он помнит, что лицо у неё в тот момент, когда придурок не желал из её квартиры сваливать, было пренесчастное, ну он и помог ей немного. А ревность тут при чем?
Ревнуют своих баб, а не подруг. Джо — что-то большее, чем просто баба, она, пожалуй, получше всех этих тёлок, вьющихся вокруг, будет. И поэтому они общаются.
— Мы с Джо — друзья, — коротко бросает Никки. Объяснять что-то по десятому кругу он ненавидит. — Я знаю Винса, ему лишь бы хер куда присунуть, а с Джо так нельзя. Она — своя девчонка.
И разве это, блять, не так?
— Угу, — Мик не спорит, молча собирает свои шнуры и педалборды и сваливает обратно в бэкстейдж.
Какая-то девчонка садится на край сцены, усиленно флиртует с Никки; вырез её майки не скрывает немаленьких сисек, и Никки, может, снял бы её на вечер и даже на ночь, но сегодня он планирует провести время с Джо — и потому, что он сам так хочет, и потому, что от вчерашней девки, которую снял после выступления, с утра еле отделался, ну к черту. Она с какого-то хрена решила, что они теперь вместе, пришлось вернуть её с небес на землю. Пенделем из его однокомнатных апартаментов прочь.
Черт с этим. У него в паху всё ещё болезненно пульсирует после того, как Джо прижималась к нему, и с этим надо что-то делать. Прямо, блять, сейчас. Так можно и импотентом остаться.
Он склоняется к девчонке — обзор на сиськи становится ещё лучше — и ухмыляется:
— Пошли, — и ведёт её в туалет.
В «Старвуде» сортир засран по самое не хочу, но для быстрого отсоса и так сойдет, а больше этой девице не перепадет. И даже похрен, если тут окажутся случайные свидетели, кого здесь вообще чем-то можно удивить? Никки закрывает глаза, нажимает девчонке на затылок — не сильно, однако ощутимо, и та отлично понимает намёк. Под зажмуренными веками пляшут цветные пятна, откуда-то всплывает образ Джо, смутно-расплывчатый, но узнаваемый. Никки стонет, откидывает голову назад, прикладываясь затылком о стенку, и кончает девице в рот.
Моргает, приходя в себя, и вовсе не собирается оказывать девчонке ответную любезность. Затягивает шнуровку кожаных штанов — хорошо, что успел хотя бы чертовы сапоги на каблучищах стащить и сменить на кеды, как бабы вообще в этом говне ходят по столько часов?! У него сейчас нахрен отвалятся ноги! — и просто уходит.
Эти девчонки только и годятся для быстрого минета в сортире, больше от них толку нет, большинство из них даже не красотки. Никки не хочет думать, почему, кончая, он видит перед собой Джо: с ней он спит чаще всего, но ещё чаще — просто тусует с ней, потому что с Джо круто. С Джо легко, из всех девчонок с ней легче всех, она — своя. Остальные — просто тёлки. Их лица сливаются в общий калейдоскоп и забываются очень быстро.
Никки находит Джо в курилке для персонала и музыкантов, печать на запястье, предназначенная для гостей группы — еще бы их много было, этих гостей — позволяет ей здесь находится. Она затягивается сигаретой, выдыхает дым в ночной воздух. Обычно она курит, если её что-то расстраивает. И какого хрена случилось?
— Эй, — Никки привычно обнимает её со спины. От её волос пахнет табаком и шампунем. — Всё о’кей?
Джо напрягается на мгновение, но потом привычно откидывается головой ему на плечо и вздыхает.
— Вполне.
Джо рядом с ним — невысокая и хрупкая, и Никки опять думает: ещё не хватало, чтобы Винс к ней примерял свой хер, обойдется.
— И как тебе концерт? — если не хочет говорить, что не так, всё равно не скажет. Никки переводит разговор на более удобную тему.
— Я же уже сказала, вы станете знаменитыми, — она швыряет окурок на землю, улыбается, утыкаясь носом Никки в шею. От её теплого дыхания у него по спине, от шеи до копчика, волной проходит электричество. Джо, детка, да какого же хуя? Он про себя снова считает до десяти. — Два вечера в «Старвуде» — только начало.
Никки смеется. Джо верила и верит в них больше, чем кто-либо ещё, больше, чем любая из их тёлок, потому что через всё дерьмо с Никки прошла за последние два года. Никогда не осуждала и не пыталась капать на мозги, поучать и что-то внушать. О своей прежней жизни Джо говорит мало, но сладкой она точно не была — от хорошей жизни люди не сбегают из дома, это Никки по себе знает. В этом они похожи — оба гребаные бродяги, вынужденные зубами выгрызать себе место под солнцем, а значит, в какой-то степени им суждено было стать друзьями, хотя Никки в судьбу не верит. И это делает её «своей девчонкой», которая сечёт, что к чему.