— Но от кого же, — вырвалось у Вики, — он узнал обо мне?
— О вас? — изумилась Даша.
Вика почувствовала укоризненный взгляд Марины, однако предпочла сделать вид, что не обратила на него внимания, и откровенно выдала:
— Я поцапалась с Евгением Борисовичем перед премьерой, а Талызин откуда-то про это знал. Кто из вас ему сказал? Честное слово, я не обижусь, просто хочу знать.
Все помолчали, затем вступила Тамара Петровна.
— Я думаю, вы если и поругались с ним, то несерьезно, просто теперь, после его смерти, задним числом стали преувеличивать и переживать. Никто из нас про это не знал, а и знал бы, так не выдал.
Наташа слегка покраснела.
— Может быть, тетя? — неуверенно предположила она. — Она мне намекала на что-то… я не придала значения, но…
— Чтобы отвести от себя подозрения, твоя тетя готова наклепать на невинного человека, — сквозь зубы процедил Денис.
— Денис, ну, зачем ты так! — с непередаваемым отчаяньем, почти с надрывом выкрикнула Дашенька. — Так нельзя, нехорошо!
Возникла неловкая пауза, впрочем, довольно скоро прерванная скрипом двери. На пороге стоял Сосновцев.
— Виктория Павловна! — нежно пропел он. — Как я рад вас здесь видеть!
Как я рад, что последние трагические события не повлияли на ваше желание продолжить творческую работу! Это замечательно, это правильно. Мы должны продолжать наше дело хотя бы из уважения к памяти незабвенного Евгения Борисовича, который так был им увлечен и так прекрасно о нем отзывался. — Гладкие, штампованные фразы вылетали одна за другой, однако казалось, директор не замечает их неуместности в устной речи. — А ведь я пришел к вам не просто так, а с деловым предложением. Конечно, — он скромно потупился, улыбнувшись самодовольной и самоуничижительной улыбкой, — не мне, рядовому администратору, давать советы людям искусства, но все же я осмелюсь… Что, если нашу студию мы переименуем в студию имени Евгения Борисовича Преображенского? Это будет дань памяти великого мастера. Я полагаю, городской общественности будет приятно об этом узнать.
— Давайте, — согласилась Вика, мгновенно прикинувшая, сколько плюсов таит интересная идея.
— Значит, я сообщаю в печать?
«Во шустрый», — не без уважения констатировала про себя Виктория Павловна и кивнула.
— Да, и еще! Так уж вышло, что именно мне, простому администратору, довелось беседовать с безвременно ушедшим гением о его ближайших планах. Не знаю, как это получилось, но я пользовался его особым доверием. Я всегда понимал, что это скорее моя удача, нежели заслуга, однако эту удачу я ценю выше всего остального, чего добился в жизни.
— О! — машинально изобразила восторг Вика. — Вы себя недооцениваете, Александр Михайлович!
— Не будем об этом, — Сосновцев отстранил тему характерным жестом, с момента премьеры ставшим для всех видевших ее фирменным знаком убийцы. — Я о другом. Я обязан передать вам последнюю волю погибшего. Следующей премьерой должна стать еще одна трагедия великого Шекспира, этого короля драматургов.
— Шекспир — без Евгения Борисовича? — вырвалось у удивленной Тамары Петровны. — Не потянем!
— А сам Евгений Борисович куда выше оценивал творческий потенциал нашего коллектива. Он находил, что мы имеем идеальную Джульетту. — Александр Михайлович глянул на Дашеньку. — Ну, а у Джульетты есть подходящий Ромео. — Взгляд обратился на Дениса. — А подобрать актеров на оставшиеся роли «Ромео и Джульетты» не составит труда.
Вика твердо знала, что никакого Ромео Денис не потянет. Дашенька, та годится, точно, а вот он… Видимо, Преображенский из желания выдвинуть свой кумир закрыл глаза на реальную действительность. Не станет же девочка играть одна, а партнера ей, увы, нет! Только не скажешь прямо в лицо Денису — ты, мол, бездарен…
— У Дениса возраст не подходит, да и типаж не тот, — дипломатично заметила она.
— В академических театрах Ромео играют до пенсии, — парировал Денис. — По-моему, Евгений Борисович здорово придумал. Дашенька наконец-то раскроется по-настоящему, а то в последней премьере ее как-то задвинули на второй план.
Наташа пожала плечами.
— Денис, ну, какой из тебя Ромео! Это роль для великого актера, а тебе театр постольку-поскольку.
— Естественно, если я полспектакля стою в качестве мебели у задника, театр и будет для меня постольку-поскольку. Мне ни разу не дали настоящей роли, но я никогда не обижался. В конце концов, Виктории Павловне виднее. Но раз сам Евгений Борисович увидел во мне потенциал, так я честно скажу, что согласен. Я и сам чувствую, что способен на любую роль, на главную. Тем более, Ромео — роль простая, это тебе не Гамлет.
Сосновцев тоненько хихикнул:
— К тому же реальные взаимоотношения героев помогут им ярче выразить себя на сцене. Если у Дениса и могли бы возникнуть проблемы с другой партнершей, то с этой — никогда.
Вика категорически не была согласна. С той ли партнершей или с иной, Денис на сцене зажимается и не только скучен, но почти жалок. Она вежливо произнесла:
— Но у нас уже есть планы. Мы ставим новую современную пьесу, это привлечет к театру гораздо больше внимания, чем Шекспир!
Она полагалась на тщеславие директора, однако просчиталась.
— Будет крайне неприятно, Виктория Павловна, если мы не выполним последнюю волю великого мастера, именем которого решили назвать коллектив. В городе будут просто поражены! Беседуя с журналистами, я успел упомянуть паре-тройке из них об идее Евгения Борисовича, и она всем пришлась по душе. К тому же… — он запнулся, опустив глаза, — ах! мне не хотелось затрагивать эту тему, но я вынужден. Если я правильно понял, новая пьеса принадлежит перу госпожи Лазаревой?
— Да.
— Будь Евгений Борисович жив, он бы не допустил этого, а я в некотором роде полагаю себя его душеприказчиком, если можно так выразиться. Я поставил целью свято блюсти волю своего безвременно ушедшего друга.
— Друга? — иронически повторила Наташа.
— Да, именно. Поверьте, я ничего не имею лично против госпожи
Лазаревой, более того, я всегда стараюсь относиться к женщинам со всевозможной деликатностью, но если выбирать между деликатностью и дружбой… Буду откровенен. Евгений Борисович считал последнюю премьеру большой ошибкой. Замечательная труппа, которая сумела сыграть самого Шекспира, вдруг опустилась до низкопробного детектива!
— Он вовсе не низкопробный, а очень умный и психологически достоверный.
— Евгений Борисович был не согласен с вами, Наташенька. Очевидный дилетантизм пьесы резал глаз всякому искушенному зрителю.
— Дядя не стал бы играть в пьесе, которая ему не нравится. Вы плохо его знаете.
— Стал, стал — из благородства. Он не хотел подводить коллектив. Но на будущее он решил оградить его от повторения подобной профанации. Если вы мне не верите, обратитесь к госпоже Лазаревой лично и уточните детали разговора, который состоялся у нее незадолго до премьеры.
Сосновцев словно не замечал, что Марина находится в двух шагах. Она медленно заливалась краской, и Вика поспешила вмешаться.
— Это была шутка. Он здорово подшутил и над ней, и точно так же надо мной. А потом, после спектакля, очень нас хвалил.
— Вас хвалил, Виктория Павловна, — возразил Александр Михайлович. — Это подтверждают и присутствующие журналисты, например, сама Юлия Чернова. А вот насчет госпожи Лазаревой она придерживается другого мнения. Она полностью согласна с тем, что в память Евгения Борисовича надо поставить «Ромео и Джульетту», а дешевые поделки Лазаревой забыть, как страшный сон. Дашенька, вы ведь согласны?
— А? — неуверенно выдавила та. — Мне все равно. Как Виктория Павловна, так и я.
— Какие глупости! — вскипел Денис. — Тебе предлагают Джульетту, это твоя роль, идеальное попадание, а тебе все равно! Бездарную Наташку позвали в сериал, а ты с твоим талантом собираешься прозябать! Нельзя же быть такой наивной, честное слово! Тебя оттирают, а ты…
Даша нежным жестом поднесла ладонь к его губам, заставляя замолчать.