Не будь со мной милым, — тихо прошу я. Если ты начнешь любезничать со мной в таком виде, это будет конец игры.
— Пойдем. — Он машет через плечо в сторону дома. — У меня там есть аптечка. Давай приведем ее в порядок.
— Мне не нужна твоя помощь. — Я бросаю на него вызывающий взгляд, прекрасно понимая, что веду себя как грубиянка, но слишком боясь поддаться его доброте. — Я сама справлюсь.
— Конечно, справишься, — говорит он снисходительным тоном, каким разговаривают с ребенком. — Но я все равно помогу.
Я следую за ним в дом, через подвал. Он жестом предлагает мне сесть на мой надувной матрас, который я сегодня не сдувала, потому что знала, что они работают наверху. Он протягивает мне мочалку, чтобы я прижала ее к ране, пока он сходит за аптечкой. Эту же салфетку я использовала на его лбу после того, как швырнула в него телефоном в первую ночь здесь, и я вспоминаю тот момент, его слова.
Каждый раз, когда ты смеешься или улыбаешься мне…
Боже, как бы я хотела, чтобы он закончил это предложение.
Кайл снова появляется с аптечкой и опускается на кровать рядом со мной. Матрас сдвигается под его весом, заставляя меня наклониться ближе. Мне следует отодвинуться, но я не хочу. Я чувствую его запах — сочетание землистого, мускусного одеколона и чего-то лесного, возможно, опилок. Это его запах, понимаю я. Он такой идеальный.
Мягким движением он берет мою руку в свою и поворачивает ее так, чтобы моя ладонь оказалась сверху. Я смотрю, как он осторожно очищает порез, который, к счастью, не слишком глубокий. Должно быть, это был шип или что-то в этом роде на одном из сорняков, с которыми я боролась.
Он ничего не говорит, пока работает, но сейчас слова и не нужны. Не от того, что он так нежно прикасается ко мне, не от того, что он уделяет внимание работе, не от того, что я чувствую его тепло рядом со мной, на моей кровати.
Я закрываю глаза, на мгновение представляя, каково это — сократить расстояние между нами, накрыть его рот своим и притянуть его к себе.
Пока он так бережно перевязывает мою рану, я не могу вспомнить, из-за чего я так злилась снаружи. Все, что я могу вспомнить, — это милую версию Кайла, того, кто сделал мне стол, помог убедить папу в реставрации, того, кто смеялся и флиртовал со мной в "Джо" и почти пригласил меня на свидание.
Он бы пригласил. Я уверена в этом. Я всегда была в этом уверена, несмотря на его отрицание, и всегда жалела, что папа не появился в тот момент.
Я смотрю на нежные руки Кайла, и мое сердце бьется в ровном ритме. Я обманывала себя, что не была увлечена им все это время, будь то прическа или нет. Легче было отрицать, когда он вел себя как придурок, и уж точно легче было притворяться, пока он не привел себя в порядок.
Но сейчас, когда он сидит здесь, такой добрый и заботливый, выглядит так чертовски хорошо и пахнет каким-то сексуальным лесом…
Черт. У меня большие проблемы.
15
Кайл
— Хорошо поработали сегодня, ребята.
Я закрываю дверь, когда Райан и Фил уходят, радуясь, что пора закругляться. Это был долгий, жаркий день, когда я восстанавливал дубовую лестницу на верхнем уровне, и я готов выпить.
Я вспоминаю свой дом на озере Коббосси и жалею, что не могу прямо сейчас окунуться в прохладную воду. Я не так уж сильно возражал против возвращения в Нью-Йорк, как думал — особенно здесь, в Хайтс, — но я скучаю по красоте Мэна и удобству жизни у озера летом. Я не могу искупаться в реке.
Ну что ж. Холодное пиво и хорошая еда будут кстати.
Войдя в гостиную, я застаю Вайолет за разглядыванием холодных обрезков пиццы, оставшихся от обеда, который она заказала для команды на сегодня. Я морщу нос. Это была дерьмовая пицца шесть часов назад; вряд ли она стала лучше с тех пор.
— Ты уверена, что тебе стоит это есть?
Она хмуро смотрит на меня. — Не надо меня стыдить.
Я отшатываюсь в шоке. — Что?
— То, что я ем, не твое собачье дело. Ладно, да, возможно, мне следует питаться лучше, учитывая, что это — она шлепает себя по заднице — не становится меньше. Но сейчас у меня нет времени…
— Стоп, стоп, стоп, — говорю я, поднимая руки и делая шаг назад. Черт возьми, я забрел на минное поле.
— Я не имел в виду… — начинаю я, но не знаю, как сказать ей, что я спросил, потому что беспокоюсь о ней, а не потому, что думаю, что с ее телом что-то не так. Я никогда не видел, чтобы она ела — даже за обедом с родителями она просто толкала еду по тарелке, — а теперь она думает о том, чтобы съесть что-то настолько отвратительное? Она заслуживает того, чтобы кто-нибудь отвел ее в элегантное место, а еще лучше — приготовил для нее. Она заслуживает большего, чем отвратительная холодная пицца на ужин.