Когда я вхожу в кофейню "Кофе Джо", там уже полно народу, и я заказываю кофе, а затем осматриваю помещение в поисках места, где можно присесть. Стены из старого кирпича, выкрашенного в белый цвет, а потолок, похоже, отделан оригинальной плиткой из прессованной жести. Мне нравится, что они сохранили эти черты и не заменили их чем-то более современным.
Я замечаю свободный столик с одной стороны и направляюсь к нему, готовый занять свое место, когда замечаю женщину, стоящую с чашкой кофе в руке спиной ко мне и читающую что-то в рамке на стене. У меня нет привычки открыто разглядывать женщин на публике, но мой взгляд приковался к ней. Длинные ноги тянутся вверх от босоножек на танкетке, исчезая в джинсовых обрезах, которые подчеркивают ее широкие бедра. На ней свободная розовая блузка, свободно заправленная в шорты, а ее светлые волосы спадают нежными волнами чуть ниже плеч.
Она делает шаг вправо, чтобы посмотреть, что еще висит в рамке на стене, но ее сандалия задевает неровный пол — одна из опасностей этих старых зданий, — и она теряет равновесие, успевая поймать себя в тот момент, когда ее кофе падает на пол, взрываясь при ударе. Она отпрыгивает назад, едва не ошпарившись.
— Уф-ф, — простонала она, глядя на темную жидкость, скопившуюся у ее ног. — Черт, черт, чертова моя жизнь, — бормочет она себе под нос, что кажется экстремальной реакцией даже в данных обстоятельствах.
— Ты в порядке? — неуверенно спрашиваю я, подходя ближе.
Она поворачивается в мою сторону, и я впервые вижу ее по-настоящему. Большие орехово-карие глаза, челка, обрамляющая ее лицо в форме сердца, полные розовые губы, поджатые, когда она хмурится. Она моложе, чем я обычно позволяю себе смотреть — думаю, ей около тридцати, — но я ничего не могу с собой поделать. Она прекрасна. Если бы я не слышал, как она только что произнесла полный рот ругательств, по ее внешности можно было бы предположить, что она мягкая и милая, особенно если учесть, что ее щеки сейчас окрашены в нежно-розовый румянец. Меня заинтриговал этот контраст.
— Плохое утро? — спрашиваю я, пытаясь разрядить обстановку.
— Скорее, плохая неделя.
Она взволнованно потирает лоб. Сочувствие охватывает меня, когда она переступает через беспорядок у своих ног и смотрит мимо меня на прилавок. В ней есть что-то почти знакомое. Я не могу понять, что именно, но это притягивает меня ближе к ней.
— Давай я принесу тебе еще. Что ты пила?
— О, — говорит она, смущаясь. — Ты не должен этого делать.
— У нас у всех были плохие недели. Позволь мне сделать твою немного лучше.
Она колеблется, взгляд останавливается на моем лице. Я смущенно провожу рукой по своей неухоженной бороде. Впервые за много лет я жалею, что не побрился сегодня утром, может быть, сделал немного больше, чем надел грязную рабочую рубашку и нахлобучил на голову кепку.
— Это очень мило. — Ее рот приподнимается в улыбке, от которой в моей груди разливается тепло. Такого ощущения я не испытывал уже давно, и оно заставляет меня хотеть флиртовать с этим прекрасным юным созданием, стоящим передо мной. Это заставляет меня на мгновение забыть, что я уже не тот молодой человек, каким был раньше.
— Ну, я очень милый парень. — На этот раз я зарабатываю смех, и, черт возьми, это приятно. Прежде чем я успеваю слишком увлечься, я снова спрашиваю: — Что ты пила?
— Тройную порцию американо. Спасибо.
— Ого. Какой насыщенный заказ на кофе.
Я говорю это, не подумав, и чувствую облегчение, когда она снова смеется.
— Да, мне нужно столько кофеина, чтобы функционировать.
Я помню время, когда мне тоже требовалось столько кофеина — я работал круглосуточно и игнорировал все сигналы, которые подавало мое тело, чтобы я остановился.
— Вот пример, — добавляет она, указывая на беспорядок рядом с нами, который в данный момент подтирает брюнетка-бариста с бейджиком "Дейзи".
Я ухмыляюсь. — Вполне справедливо.
Я возвращаюсь к стойке и заказываю ей еще один кофе, надеясь, что у меня будет шанс поговорить с ней снова, хотя бы несколько минут.
Когда я оборачиваюсь, она все еще стоит у стены и читает информацию в рамке. Это история района, окруженная современными художественными фотографиями, которые акцентируют внимание на архитектурных деталях старых зданий.
— Это так интересно, — говорит она, когда я снова подхожу к ней, и я воспринимаю это как приглашение продолжить разговор.
— Да. В этом районе много истории.
— Я не знала, что Бруклин-Хайтс был первым пригородом Америки, — изумленно произносит она.