— Моя мама тоже может помочь, особенно теперь, когда она осталась одна. Это даст ей возможность сосредоточиться на чем-то.
— Она не так хорошо ладит с Элоди, как моя мама. Я не хотела бы оставлять малышку с ней. Сегодня твоя мама совсем не обращала на нее внимания…
— Ну, думаю, если она сегодня хоронила мужа, то, наверное, никак не могла уделять все внимание Элоди.
— Только не надо сарказма, Бен.
Бен стиснул зубы.
— Разумеется, моя мама не так хорошо ладит с Элоди, как твоя, потому что у нее не было такой возможности. Если бы она провела с девочкой столько же времени, сколько и твоя мама, она оказалась бы ничуть не хуже. И это не ее вина, что ее не подпускали к Элоди в первые месяцы жизни.
Договорив, Бен подумал о том, как больно было его отцу, которому не позволяли увидеть внучку. Не было ли это напряжение одной из причин его смерти? Он с ужасом отмахнулся от этой мысли, не в силах даже предположить, что они с Беллой могли нести какую-то ответственность за это.
— Она сама виновата, что так набросилась на меня в Рождество. И с тех пор не так уж сильно и пыталась извиниться. Нет, учитывая наши натянутые отношения, я полагаю, что в Суррее будет лучше.
Белла говорила отрывисто и четко, как всегда бывало, когда она отказывалась уступать. Уже не в первый раз Бен почувствовал себя загнанным в угол. Да, Белла была потрясающей и могла быть бесконечно очаровательной и веселой, когда хотела. Он любил ее, и, когда она была в хорошем настроении, ему нравилось быть рядом. Но все чаще она пугала его темной стороной своего характера.
Когда они вернулись в лондонскую квартиру, Белла сразу уложила Элоди в кроватку, а потом вышла на кухню, где Бен сидел за столом с бокалом красного вина. Ему весь день отчаянно хотелось выпить, но Белла настояла, что обратно машину поведет он, а она решила впервые за все время их знакомства выпить бокал вина. С широкой улыбкой она достала из шкафа бокал и налила в него ледяной воды из холодильника.
— Ну, твое здоровье! — сказала она, коснувшись своим бокалом бокала Бена и сделав большой глоток.
Бен последовал ее примеру, чувствуя себя как никогда одиноким.
— Да ладно тебе, Бен. Прекрати дуться, пожалуйста. — Лоб Беллы пересекла раздраженная морщинка.
— Я не дуюсь, — устало возразил он. — Я просто расстроен. Все еще не могу поверить, что отца и в самом деле больше нет. Что я больше никогда его не увижу. Что Элоди вырастет, не зная его. От всего этого мне становится невыносимо грустно.
Белла закатила глаза:
— Ну, моего она тоже не узнает, так что тут у нас получается ничья, так ведь?
— Боже мой, Белла! Это же не соревнование!
Белла уперлась в него холодным взглядом:
— Я этого и не говорила. Хватит додумывать за меня.
Бен фыркнул и покачал головой.
— Не смей на меня фыркать! — зашипела Белла, и ее глаза вдруг вспыхнули. — С меня хватит!
— Знаешь, не только с тебя!
Слова вылетели прежде, чем Бен успел их остановить, и, казалось, повисли в воздухе между ними на некоторое время, прежде чем достигли цели. Белла вцепилась в бокал с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а потом вскинула руку и швырнула бокал в него. Бен инстинктивно увернулся, и бокал ударился о стену за его спиной с необыкновенно мелодичным звоном.
— Белла! — потрясенно воскликнул он, бросив взгляд через плечо на стену, по которой стекала вода. — Зачем ты это сделала?
Но прежде чем он понял, что происходит, Белла набросилась на него, хватая за волосы и колотя кулаками. Поскольку он сидел, на ее стороне оказались и фактор неожиданности, и преимущество в росте, и Бен оказался почти не в состоянии защититься от ее ударов, достигавших цели с болезненной точностью.
— Прекрати, Белла! — заорал он что есть мочи, пытаясь докричаться до нее.
Но она, словно дикий зверь, продолжала царапать и колотить его из всех сил.
Наконец, тяжело дыша от изнеможения, она остановилась так же внезапно, как и начала. Бросив на Бена последний холодный взгляд, она развернулась на месте и вышла из кухни в ванную.
Она захлопнула дверь и закрыла ее за собой. Через несколько секунд до Бена донесся шум воды — Белла набирала ванну.
Онемев от потрясения, Бен не мог встать со стула. Он еле сдерживал слезы, которые грозили прорваться, словно волна через дамбу. Голова болела в тех местах, где она дергала его за волосы, и он чувствовал, что руки и плечи покрыты царапинами и ссадинами. Он был не в состоянии осмыслить произошедшее, и стыд и унижение уже начали окутывать его, словно одеяло.