Я смотрела в окно, отсчитывая время между схватками и обещая себе сделать все, чтобы Бена не было рядом, когда надо будет говорить с акушерками о сроках. Я была уверена, что довольно легко сумею избавиться от него. При этом я с нетерпением ждала встречи с маленьким человечком, который рос внутри меня все эти девять месяцев, и от волнения у меня кружилась голова.
Роды прошли на удивление без осложнений, хотя и невероятно болезненно, и вот на свет появилась Элоди, казавшаяся еще более безмятежной и совершенной, чем я могла себе представить. Я держала ее крошечные идеальные ручки и пересчитывала изящные пальчики с таким благоговением, какого никогда прежде не испытывала. Она была моя, и только моя. Я могла разглядеть в ней черты Питера, но в первую очередь я видела в ней себя. Это было странное ощущение — смотреть на другого человека и видеть собственное отражение.
Бена она покорила мгновенно, и меня удивило, как ласков он был с ней. Наверное, я должна была испытать чувство вины, но вместо этого была просто благодарна, что он был рядом и так хорошо помогал. Когда мы впервые привезли ее домой, то оба могли часами смотреть, как она спит в своей кроватке. Мы не могли поверить, что теперь нам предстоит заботиться об этой крохе, чье существование полностью зависело от нас.
Когда Бен вернулся на работу, к нам на неделю переехала моя мама, и я передала ей львиную долю забот, чтобы как следует выспаться. Она очень хорошо заботилась об Элоди, и меня переполняли смешанные чувства. С одной стороны, я была благодарна за помощь, но с другой — мне казалось, что это самое меньшее, что она могла сделать, чтобы компенсировать мне мое хреновое детство после того, как она обвинила папу во всех смертных грехах и отправила его за решетку.
У нас с мамой всегда были странные отношения. В какой-то момент она начала бояться меня, и это меня стало очень сильно раздражать. Получился замкнутый круг: чем больше я чувствовала ее нервозность в моем присутствии, тем несноснее я становилась, отчего она начинала нервничать еще сильнее. Мы обе вздохнули с облегчением, когда я съехала из нашего убогого домишки в Кройдоне в свою квартиру в Лондоне.
Но после того как появилась Элоди, между нами, казалось, установилось тревожное перемирие. Наверное, из-за того, что мне впервые в самом деле потребовалась ее помощь. Я устала как собака и понятия не имела, что нужно делать, поэтому мне не оставалось иного выбора — только наблюдать за ней и учиться. Кроме присмотра за Элоди, она ухаживала и за мной: кормила меня и, когда мне этого хотелось, давала поспать, и мне это, надо признаться, нравилось. Мне даже было почти жаль, когда она вернулась к себе. Почти. И она, похоже, чувствовала то же самое, потому что стала заглядывать к нам чаще и брать на себя домашние дела и заботу о малышке, стоило ей переступить порог.
Я все ждала, когда Бен предложит позвать его родителей, но с тех пор, как отношения между нами разладились после рождественской «неприятности», он, похоже, не хотел испытывать судьбу.
Мне же, со своей стороны, хотелось снова увидеть Питера только тогда, когда я опять вернусь в идеальную форму и избавлюсь от последствий беременности. Поэтому меня вполне устраивала возможность пользоваться рождественской ссорой как предлогом, чтобы не видеться с ними. Джо присылала сообщения, письма и цветы с обильными извинениями за свои слова и умоляла меня о прощении.
Мы с Беном молча читали их, а потом спокойно возвращались к своим делам, не обсуждая и даже не упоминая об этом.
Шли недели, и мне нравилось, что в нашем тесном мирке остались только мы с Беном да Элоди, не считая моей мамы, заходившей в гости время от времени. Я снова чувствовала себя главной, и мне это нравилось. Мэтт и Фрейя, похоже, поняли намек, и их телефонные звонки, которые я мастерски научилась игнорировать, практически сошли на нет. Я никогда не говорила Бену, что они звонили или оставляли сообщения на автоответчике, потому что не хотела, чтобы у него возникла даже мысль о том, чтобы возобновить дружбу. Этого определенно не должно было произойти.
А еще я «случайно» разбила его мобильный и предложила купить новый, сделав так, чтобы при этом он получил и новый номер, чтобы никто из его «прежней» жизни не мог с ним связаться. Когда он начал жаловаться и стонать, что потерял все контакты, я расплакалась, и он тут же заткнулся.
Поэтому, когда Бен однажды вернулся с работы и заговорил о том, чтобы пригласить в гости его родителей, он застал меня врасплох. Я пыталась дозвониться до него в обед, но он не отвечал на звонки. Шестым чувством я догадывалась, что он был занят чем-то, чем ему не стоило заниматься, и была готова к скандалу, когда он пришел домой. Робость в его поведении лишь подтвердила мои подозрения.