– А это моя дочка, Долорес, – представила меня мама. Я на секунду подняла взгляд на Зито и снова принялась пристально рассматривать ковер в гостиной.
– Твоя мама говорила, что у нее есть малышка. Это тебе, деточка, – так, разные пустячки. – Он подал мне мятый бумажный пакет с масляным пятном. Ненавижу, когда при смехе у человека булькает слюна.
Мама нагнулась с поцелуем к бабке, которая сидела, будто проглотив шомпол, и не ответила.
– К ужину не ждите, – засмеялась мама.
– У-у, не волнуйся, – буркнула бабка, уставившись в телевизор.
Не включая свет, мы смотрели из прихожей, как они садятся в черный «универсал» Игги. К моему облегчению, мать не прильнула к кавалеру, как старшеклассница, а села у самой дверцы.
– Зито. Этальянец, – сказала бабка, пока мы стояли рядом в полутьме. В другой комнате я открыла пакет, в нем оказались две книжки комиксов «Маленькая Лотта», коробочка лакричных леденцов и несколько пригоршней фисташек.
Фисташки бабка заставила выбросить, потому что они не в упаковке и Бог знает кто их трогал и где они побывали. Весь вечер мы играли в «Сумасшедшие восьмерки» перед телевизором. Бабушка сразу начала относиться к маминому кавалеру как к Марио Пепперони.
– А вот в мое время нам даже играть запрещалось с этальянцами, – заявила она. – Папа говорил, они грязные, считай, те же цветные.
В начале летних каникул Джанет Норд прислала мне письмо с приглашением пожить у нее недельку. Еще приложила свой снимок с котятами, уже выросшими в котов. Мама сказала, что не видит причины, отчего бы мне не принять приглашение Нордов. Я тоже причины не видела. Я просто не хотела ехать. Мне нравилось проводить летние дни перед телевизором или сидеть на крыльце, читая журналы о кино и толстые романы в мягкой обложке, расстегнув для удобства верхнюю пуговицу шортов.
Ежедневно в четыре часа я ходила к Конни за сандвичем с мороженым. Я слизывала тающие края сандвича, когда к дому подъехал мамин «Скайларк», на два часа раньше ожидаемого. Мать не сразу вышла из автомобиля. Верх у машины был поднят, мамины платиновые волосы будто пожухли.
– Что случилось? – спросила я.
– Ничего, я просто ушла пораньше. Заболела.
Она выбралась из автомобиля и присела рядом со мной на ступеньку.
– Много сегодня машин?
– Да как обычно. – Сбросив туфли на танкетке, она начала разминать ступни. – Не знаю, говорить тебе или нет, – добавила она. – Угадай, кого я сегодня видела?
– Не знаю. Джанет?
– Твоего отца.
Эти два слова вызвали ощущение больного зуба, которым я, забывшись, прикусила что-то твердое.
– Что он здесь делает? Разве он не в Нью-Джерси?
– Вернулся месяц назад. С его слов я поняла, что его интрижка накрылась.
– Он снова работает у Мэсикоттши?
Мама покачала головой.
– Он в какой-то ремонтной конторе в Ньюпорте. В бригаде мастеров, что ли. Я ему сказала: «У тебя есть дочь, которая хочет тебя видеть. С ней-то ты не разводился».
– Я не хочу его видеть! Я хочу, чтобы меня оставили в покое!
– Все равно, он не присылал денег уже больше… Ладно, это не твоя забота, Долорес. Что у тебя новенького?
– Ничего.
– За целый день ничего?
Если бы я заговорила, то не удержалась бы от слез. С какой стати отцу платить за того, о чьем существовании он и не помнит?
– Джули из «Направляющего света» потеряла ребенка, – ответила я наконец.
Мать вздохнула и усмехнулась:
– Он так удивился при виде меня, что уронил сдачу и вышел из машины ее подобрать.
– А какая у него машина?
– Не помню, серая какая-то.
– Старая или новая?
– Развалюха. Ох, надо было слышать его извинения! Как тебе нравится, столько лет гадил под нос и не извинялся! Пару монет так и оставил на асфальте.
Отец позвонил следующим вечером, когда по телевизору показывали «Голливуд-палас». Мама снова была на свидании с Игги. В телефоне папин голос звучал металлически и отдаленно. Я представила его плоским и маленьким, но живым, вроде говорящей почтовой марки.
– Я немного занята, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Что тебе надо?
– Просто звоню узнать, как дела, детка. Не может, что ли, человек позвонить своей дочери? Как с тобой обращаются в Истерли?
– Справедливо, – ответила я.
– Так ты скучаешь по мне или как?
Меня затрясло. Но прежде чем я смогла сформулировать ответ, папа продолжал:
– Даже не заметила, что я ушел, да? Ну вот, спасибо большое! – Его смех был фальшивым. – Значит, мамка теперь кассиршей служит? Она говорила тебе, что я ее вчера видел? Иисусе, я чуть в обморок не грохнулся, когда к той будке подъехал. Как ей там, нравится?