Выбрать главу

– Тебе какие парни нравятся? – спросила я маму.

– Не знаю, – ответила она. – Высокие, смуглые и при деньгах. Как Вик Деймон – что он там, свободен?

– Нет, серьезно, – настаивала я. – Вот такой, как Джек, по-твоему, красивый?

Мать ударила по тормозам – почему, я не поняла – и рассмеялась:

– Какой Джек? Джек Фрост? Или Джек Бенни?

– Наш Джек, с третьего этажа.

– О-о, не знаю, – протянула она. – Я об этом не думала. Они с Ритой такая красивая пара, она же просто живая куколка, – мать включила радио.

– У нее рот некрасивый.

– Ты слишком строга. Я нахожу ее очаровательной.

– Тебе не кажется, что Джек чем-то похож на твоего брата? На снимке, висящем на лестнице, он напоминает Джека.

– Эдди? Да нет, не очень. Хотя сейчас, когда ты сказала… Правда, Эдди был смуглее и ниже ростом.

Она выключила радио. Дворники чуть поскрипывали.

– Жаль, что лето кончилось, – вздохнула я. – Ненавижу эту школу, у меня там ни одной подруги.

– В этом году все будет иначе, – пообещала мать. – Господи, восьмой класс – поверить не могу!

– Если мне там будет плохо, можно я перейду в другую школу?

– Не будет тебе плохо, – заверила мать. – Я на это даже отвечать не хочу. Прикури мне сигарету, а?

Я чиркнула спичкой, затянулась и передала ей сигарету. Затем взяла вторую, для себя. Мы молча курили. Покрышки «Бьюика» свистели по мокрому асфальту.

– Почему вы с бабушкой никогда не говорите о дяде Эдди? – спросила я.

– Кто сказал?.. Что ты хочешь знать?

– Ну, вот ты плакала, когда он утонул?

– Конечно, плакала.

– Он меня хоть успел увидеть?

– Много раз. Тебе тогда примерно годик был. Он все дразнил меня, что ты не мальчик. Брал тебя на руки и называл Фредом… Господи, эти похороны… Это было ужасно. Он так любил жизнь…

– А бабушка плакала?

Мать выключила дворники.

– Не знаю. Передо мной – нет.

– Даже по собственному сыну?!

– Она очень злилась из-за его смерти – помню, все время хлопала дверьми, крышками кастрюль, кухонными шкафчиками. Эдди всегда был шальной – вечно испытывал судьбу.

– Рисковал, – поправила я. Ненавижу бабку, эту бессердечную тварь.

– Правда, Джулия Эндрюс хорошо сыграла Мэри Поппинс? – спросила мама. – Такая милая.

– А в жизни, наверное, капризная хамка. – Я снова включила радио и покрутила ручку настройки, пока не нашла «Уис». Песня закончилась. Послышался голос Джека. Я сделала громче, и голос заполнил машину.

– Может, бровями, – задумчиво произнесла мать.

– Что?

– Брови Джека такие же, как у Эдди. И голубые глаза, в которых варится очередная шалость.

Когда мы вернулись домой, я забрала радиоприемник, даже не взглянув на бабушку. У себя в комнате примерила одну из новых форм. Вторая, большего размера, тоже сидела неплохо.

Джек договорил глупую шутку, и зазвучал орган – вступление к «Наш день придет». Я подарила эту пластинку Джанет на день рожденья. Мы распевали песню дуэтом, сидя на заднем сиденье в машине Нордов. Джанет не писала мне уже несколько месяцев.

Я встала и заперла дверь.

Щетка для волос превратилась в микрофон. Я пела перед зеркалом для озорных голубых глаз Джека.

Наш день придет,Стоит лишь еще немного подождать…

То, как двигались мои губы, выговаривая слова песни, пробуждало ощущение сексуальности – и печаль. Свободную руку я сунула под школьную форму.

Ну и что, сказала я себе. Если это делает Рита, бабушкина фарфоровая куколка…

Я закрыла глаза. Щетка упала на пол. Мои руки бродили между ног, по бедрам, по повлажневшим трусам. Руки Эдди. Руки Джека.

Глава 6

Уже в восьмом часу в первый школьный день я вошла в кухню в колючей шерстяной форме.

– Па-пам, – пропела мать. Я зло посмотрела на нее.

Мне пришло в голову, что по утрам мы с Джеком выходим из дома в одно и то же время, и Сент-Энтони ему по пути на работу. Я уже успела навоображать, как подъеду на «МГ», лавируя между автобусами, таинственно улыбнусь Джеку и распахну дверь в новообретенную популярность. Волосы у меня станут гладкими и прямыми, как у Марианны Фейфул, и к обеду я стану президентом класса.

Но в это душное утро Джек уехал рано. Бабушка поставила передо мной тарелку манной каши и включила настольный вентилятор. Мать отказывалась воспринимать окончание летних каникул как трагедию и болтала о своем новом увлечении – «Пуховках для пудры», женской лиге боулинга. Они с бабкой проводили меня до дверей. Мама стиснула мне руку и сказала, что я красавица. Пока я тащилась полмили до школы, волосы свились в мелкие колечки. Потная рука оставила след на новой синей тетради.