Я никак не реагирую на это. Просто принимаю то, что мне ниспослано небом. Но вот она уже начинает плакать и громко всхлипывать, как будто у нее разрывается сердце.
— Лемми, я влипла по самое горло. Я никогда за свою жизнь не попадала в такие переделки. А как мне выползти из этой трясины — ума не приложу. И этот бедняга Ларви. Боюсь, что ему придется сидеть в своем проклятом Алькатраце, пока он не сгинет, и никто пальцем не пошевелит, чтобы его оттуда вызволить. Они даже не разрешают мне с ним переписываться. У меня одна надежда на тебя, потому что у тебя доброе сердце и ты самый красивый малый, которого я когда-либо встречала. Так что из любви ко мне поимей совесть и помоги нам.
— О'кей. — Я снимаю ее руки с моей шеи и начинаю оттирать носовым платком помаду со своих губ. Она стоит так близко ко мне, что я просто задыхаюсь от ее духов. В душе я думаю, что Джуанелла — настоящая артистка высокого класса и что, если бы этот самый Конфуций встретился бы с ней, он бы придумал еще тысячу новых изречений об опасности, таящейся в таких красотках.
— О'кей, милочка, — повторяю я, — только должен тебе сказать, что, по-моему мнению, тут сейчас не место и не время для откровенных разговоров. Однако если ты ждешь от меня помощи в этом деле, то я не отказываюсь, но при одном условии, что ты расскажешь мне обо всем откровенно — с самого начала и до конца без всяких глупостей. Ну, а если ты попробуешь со мной опять выкидывать свои глупые шуточки, то я с тобой заговорю иначе. Так что тогда тебе месяца на три придется садиться на казенные харчи. И будь уверена, что твой Ларви заработает еще один срок после того, как отбудет этот. Ты знаешь, что я располагаю достаточными для этого материалами. Итак, мы договорились?
Она вытаскивает из сумочки маленький обшитый кружевами платочек и вытирает себе глаза. После этого я вижу, что дамочка-то и вправду плакала, поэтому есть уверенность, что теперь она одумается и скажет правду.
— Лемми… я не играю с тобой. И все расскажу, но это чертовски длинная история, и ты должен мне верить. Даже, если она будет звучать совершенно неправдоподобно. Чтобы ты ни подумал, ты должен мне верить.
— Не теряйся, крошка, — успокаиваю я ее. В конце концов почему не допустить, что после того, как я напугал хорошенько эту малютку, она не расскажет мне правду… причем если это ее тоже устраивает?
— Где ты живешь, Джуанелла? — спрашиваю я.
— В гостинице в Южном Холмвуде, там небольшой коттедж под названием «Мейлиф». Он у подножия холма возле церкви.
— О'кей. — Я смотрю на часы, сейчас около половины одиннадцатого. — Давай договоримся о встрече где-то около двенадцати часов. Приходи ко мне в «Квадратную бутылку» в Брокхэме. Я буду ждать тебя у боковой двери. Но ты должна будешь рассказать мне правду, а не очередные выдумки.
— Я приду, Лемми, и выложу перед тобой все, чего ты и сам не ожидаешь. Все расскажу и наплевать мне на то, что после этого случится.
— Вот это совсем другое дело, Джуанелла.
— И есть еще одно, что ты мог бы запомнить, мистер Кошен. Если бы не я, то ты к этому времени уже лежал в сырой земле. Те двое ребят в гостинице совсем уже собирались поупражняться на тебе в стрельбе из пистолетов. Только я вовремя успела подлить тебе свою смесь. Я объяснила им, что на десять часов ты вышел из строя, а поднимать пальбу в таком многолюдном месте было бы весьма некстати. Ты должен не забывать, что практически я спасла тебе жизнь.
— О'кей, в нужный момент я об этом припомню. Кто знает, а вдруг мне придется спасать и тебе жизнь? Так или иначе, но сегодня в двенадцать ты придешь ко мне и все выложишь без утайки.
Ее лицо меняется, она кривовато улыбается мне.
— Конечно, ходить в гости к такому парню, как ты, в такое время, прямо скажем, поздновато, но должна же девушка хоть когда-нибудь получить шанс?
Она поворачивается и уходит по тропинке через поле. Уже отойдя порядочно, она оборачивается, и я вижу, что она продолжает улыбаться мне.
— Пока, Лемми, — кричит она, — я приду вовремя, и ничто меня не остановит.
Она уходит, напевая на этот раз песенку «Только ты».
А интересно знать, как бы повел (себя Конфуций, повстречайся ему Джуанелла?
Закуриваю новую сигарету, прислоняюсь к дереву и начинаю думать о разных разностях, но главным образом о Джуанелле.
Возможно, ребята, ели вы сложите вместе два и два, то не старайтесь получить двенадцать. Вы тогда поймете, в каком направлении работала моя голова.
К тому времени, как я прикончил папироску, события у меня в полове, насколько это было возможно, рассортировались по полочкам. Я вышел из своего укрытия и пошел к коттеджу. Вхожу в палисадник и стучу в дверь. 'Жду, но никто не отвечает. Тогда стучу еще раз, потому что мне кажется, что внутри кто-то есть.
Я оказываюсь прав. Через пару минут дверь открывается. В прихожей горит свет, а на пороге стоит Джимми Клив.
— Ну, как дела, Джимми? — спрашиваю я. — Не знаю, ждал ли ты меня так скоро?
Он пожимает плечами.
— Ну, Лемми, вообще-то я не слишком удивлен. Ты не простачок, но я все же надеялся иметь несколько дней для разгона. Думал, сумею все закончить до того, как ты пронюхаешь, где я. Входи, у меня есть чего выпить.
Я вхожу, и он запирает дверь. Мы проходим в гостиную. Симпатичный и удобный, хотя немного старомодный коттеджик, и Джимми в нем совсем неплохо устроился. На столе две бутылки виски, сифон, бокалы, Джимми наливает себе и мне.
— Ну так что?
— Все в порядке, Джимми. Я очень рад тебя снова увидеть.
Я сажусь в глубокое кресло возле камина, он устраивается напротив.
— Послушай, Лемми, — говорит он, — ты не должен обижаться на меня. Ты же понимаешь, что к чему. Тебя все знают. Тебе и карты в руки. Ты ас в ФБР. А я кто такой? Обыкновенный частный детектив, пытающийся создать себе имя. Ты должен понять меня. Если бы я сумел самостоятельно схватить Варлея и представить его начальству, меня бы нашли пригодным для работы в ФБР. А мне этого чертовски хочется добиться. Война научила меня кое-чему, а мне было бы приятнее работать на дядю Сэма, чем на какого-нибудь частного хозяина.
— Послушай, Джимми, я вовсе на тебя не обижаюсь. Прежде всего потому, что у меня хорошая память, и я никогда не забуду, как ты меня предупредил в отношении Риббэна. Если бы не твое заступничество перед генералом, еще неизвестно, как бы эта история обернулась для меня. И вообще я мог бы тут сейчас и не быть.
— Пора давно забыть об этом!
— Ладно, забудем и перейдем к делу. Послушай, парень, нет ничего хорошего в том, что мы работаем в одиночку: нам нужно быть вместе. Давай-ка обменяемся информацией, кто чего разнюхал, и начнем. Что ты тут делаешь, Джимми? Может, ты на что-то напал?
— Напал, Лемми, старина. Еще до того, как я выехал по приказу генерала в Париж. Я предполагал, если у Варлея дела пойдут скверно, он скроется именно в этих краях.
Я киваю головой.
— Я нажал на кое-какие педали, подрядил пару дружков поработать вместе со мной. Один из них — лейтенант канадского пехотного полка, но раньше он работал на наши агентства. Хороший сыщик, молодой и достойный. И голова у него на плечах.
— Ага, так это он болтается здесь и смотрит, чтобы твой обед не простыл, хитрец? Я начинаю думать, что ты тоже парень не промах, Джимми?
Он пожимает плечами.
— Я использую все возможные методы. Разве меня можно за это осуждать? Так вот, этот парень, его зовут Сэмми Майнс, знает Варлея. Он давно с ним встречался, еще в то время, когда Майнс работал в нашем агентстве. Тебе Майнс понравится, я думаю.
Я кивнул головой.
— Мне сдается, что нам надо использовать всех.
— Еще один момент, — продолжал он, — у меня есть еще кое-какие соображения в отношении этого Варлея. Варлей жил здесь, в Англии, до того, как отправился в Нью-Йорк и открыл там свою мастерскую. У него в этих краях был собственный дом.