Наконец наступил вечер, и художник, который вообще не привык к пунктуальности, явился даже раньше того часа, когда Тереза обычно принимала его. Она была в саду, против обыкновения ничем не занятая, и в волнении ходила по дорожкам. Едва лишь она увидела его, как пошла к нему навстречу и взяла его за руку скорее властно, чем дружески.
— Если вы честный человек, — сказала она, — то вы мне скажете все, что слышали, спрятавшись за этим кустом. Ну, говорите же, я слушаю.
Она села на скамью, и Лоран, рассерженный таким необычным приемом, попытался помучить ее, отвечая уклончиво, но затем покорился, заметив ее недовольный вид и незнакомое ему прежде выражение лица. Боязнь окончательно поссориться с ней заставила его сказать правду.
— Значит, это все, что вы слышали, — сказала она. — Я говорила кому-то, кого вам даже не было видно: «Теперь вы моя единственная любовь на земле»?
— Так, значит, это мне приснилось, Тереза! Я готов поверить этому, если вы прикажете.
— Нет, это вам не приснилось. Я могла это сказать, вероятно, я это сказала. А что мне ответили?
— Я не слышал, — сказал Лоран, на которого ответ Терезы подействовал, как холодный душ, — не слышал даже звука его голоса. Теперь вы успокоились?
— Нет, я буду спрашивать вас дальше. Как вы думаете, с кем я разговаривала?
— Я ничего не думаю. Ведь известно, в каких вы отношениях со всеми вашими знакомыми; только о господине Палмере никто ничего не знает.
— А! Так вы думаете, что это был господин Палмер? — воскликнула Тереза с каким-то странным удовлетворением.
— А почему бы и не он? Разве предположить, что вы вдруг возобновили прежнюю связь, значит нанести вам оскорбление? Я знаю, что ваши отношения со всеми теми, кого я встречаю у вас за последние три месяца, так же бескорыстны с их стороны и так же безразличны с вашей, как и мои отношения с вами. Господин Палмер очень красив, у него манеры благородного человека. Он мне весьма симпатичен. У меня нет никакого права, да я и не смею спрашивать у вас отчета о ваших чувствах. Но только… Вы скажете, что я шпионил за вами…
— Да, в самом деле, — сказала Тереза, которая, по-видимому, и не думала ничего отрицать, — почему вы за мной шпионили? Мне кажется, это нехорошо, хотя я в этом ничего не понимаю. Объясните мне, почему вам явилась такая фантазия?
— Тереза! — с живостью ответил молодой человек, решившись сразу освободиться от всех своих страданий. — Скажите мне, что у вас есть возлюбленный и что этот возлюбленный — Палмер, и я буду любить вас по-настоящему, буду говорить с вами совершенно чистосердечно. Я попрошу у вас прощения за свой приступ безумия, и вам никогда не придется ни в чем меня упрекнуть. Послушайте, хотите вы, чтобы я стал вашим другом? Несмотря на все мое фанфаронство, я чувствую, что хочу быть им и способен на это. Будьте со мной откровенны — вот все, о чем я прошу.
— Дорогое дитя мое, — ответила Тереза, — вы говорите со мной, как будто я кокетка, которая пытается удержать вас при себе, и как будто у меня есть грех, в котором я должна вам признаться. Я не могу допустить такого отношения к себе, оно меня оскорбляет. Господин Палмер мне друг, и я его очень уважаю; таким он всегда для меня останется. Я с ним совсем не так близка и уже давно потеряла его из виду. Вот что я должна сказать вам, но ничего больше. Если у меня и есть тайны, то они не нуждаются в излияниях, и я прошу вас не интересоваться ими больше, чем я того желаю. Поэтому не вам расспрашивать меня, вы должны отвечать мне. Что вы здесь делали четыре дня тому назад? Почему вы за мной шпионили? Что это за приступ безумия, о котором я должна знать и за который я должна судить вас?
— Тон у вас не очень-то ободряющий. Зачем мне исповедоваться вам, раз вы не снисходите до того, чтобы обращаться со мной как с хорошим товарищем, и не оказываете мне доверия?
— Ну, так и не исповедуйтесь, — возразила Тереза, вставая. — Это послужит доказательством, что вы недостойны уважения, которое я к вам питала, и что, стараясь узнать мои тайны, вы не платили мне таким же уважением.
— Так вы прогоняете меня, и между нами все кончено? — спросил Лоран.
— Все кончено, прощайте, — сухо ответила Тереза.
Лоран вышел, охваченный таким гневом, что не мог произнести ни слова. Но он не сделал и тридцати шагов по улице, как вернулся и сказал Катрин, что ему было поручено передать кое-что ее хозяйке, а он забыл об этом. Дверь в сад оставалась открытой, Тереза сидела в маленькой гостиной, огорченная и подавленная, и, казалось, была погружена в свои мысли.