«Почему она отказывает мне от дома на целых два дня? Здесь что-то нечисто! А если она и приглашает меня на третий день, то только для того, чтобы я встретился у нее с англичанином или американцем, с которым я вовсе не знаком! Но она его, конечно, знает, этого Палмера, раз она называет его по имени! Почему же он тогда спрашивал у меня ее адрес? Что это, притворство? К чему ей притворяться со мной? Я не любовник Терезы, я не имею на нее никаких прав! Любовник Терезы! Конечно, я никогда им не стану! Боже упаси! Женщина старше меня на пять лет, если не больше! Кто знает возраст женщины, а в особенности такой, о которой никто ничего не знает? Такое таинственное прошлое, должно быть, скрывает какой-то невероятно глупый поступок, быть может, позор, прикрытый видимостью приличий. И при всем том она синий чулок, или слишком набожная, или это женщина-философ — кто знает? Она говорит обо всем так беспристрастно, с такою терпимостью или же так, как будто это ее вовсе не касается… Бог знает, во что она верит, во что не верит, чего она хочет, что любит, и вообще способна ли она любить?»
К Лорану зашел его приятель Меркур, молодой критик.
— Я знаю, вы уезжаете в Монморанси, — сказал он. — Поэтому я зашел только на минутку, чтобы спросить у вас один адрес — адрес мадемуазель Жак.
Лоран вздрогнул.
— А какого дьявола вам нужно от мадемуазель Жак? — ответил он, делая вид, что ищет бумагу, чтобы свернуть сигарету.
— Мне? Ничего не нужно… Хотя нет! Я бы очень хотел познакомиться с ней; я знаю ее только в лицо и понаслышке. Я спрашиваю ее адрес по просьбе одного человека, который хочет заказать ей свой портрет.
— Вы знаете мадемуазель Жак в лицо?
— Черт побери! Она теперь знаменитость, кто же не обратит на нее внимание? Она просто создана для этого!
— Вы находите?
— Ну, а вы?
— Я не знаю, право. Мы с ней большие друзья, поэтому мне трудно судить.
— Вы с ней большие друзья?
— Да, видите, я сам так говорю, а это доказывает, что я за ней не ухаживаю.
— Вы с ней часто видитесь?
— Иной раз видимся.
— Так, значит, вы только ее преданный друг?
— Ну да, в какой-то степени… Почему вы смеетесь?
— Потому что я этому не верю; в двадцать четыре года нельзя быть только преданным другом женщины… молодой и красивой!
— Ну вот еще! Она не так молода и не так красива, как вы утверждаете. Это хороший товарищ, на нее приятно смотреть, вот и все. Впрочем, она не в моем вкусе, и я принужден прощать ей то, что она блондинка. Блондинок я люблю только на полотне.
— Не такая уж она блондинка! У нее бархатистые черные глаза, волосы ее скорее каштановые, и она их как-то оригинально причесывает. Впрочем, это ей идет, она похожа на добродушного сфинкса.
— Это хорошо сказано; но… вы ведь любите высоких женщин!
— Она не слишком высокая, у нее маленькие ножки и ручки. Это настоящая женщина. Я подолгу смотрел на нее, потому что я в нее влюблен.
— Вот как? Что это вы придумали?
— Вам же это безразлично; ведь как женщина она вам не нравится?
— Дорогой мой, даже если бы она мне и нравилась, это ничего бы не изменило. Тогда я постарался бы еще больше сблизиться с ней, но я бы не влюбился — я вообще не влюбляюсь, а значит, и не ревновал бы. Попытайте счастья, раз вам так хочется.
— Я? Попытаю, если представится случай. Но у меня нет времени искать его. Да, в сущности, я такой же, как и вы, Лоран. Я могу терпеливо ждать, тем более что в мои годы и в обществе, в котором я вращаюсь, нет недостатка в развлечениях… Но раз уж мы говорим об этой женщине и раз уж вы ее знаете, скажите мне… — уверяю вас, с моей стороны это чистое любопытство — она вдова или…
— Или кто?
— Я хотел сказать: она вдова любовника или мужа?
— Понятия не имею.
— Не может быть!
— Честное слово, я у нее не спрашивал. Мне это так безразлично!
— Знаете, что о ней говорят?
— Нет, это меня мало интересует! Так что же говорят?
— Вот видите, это вас все-таки интересует! Говорят, она была замужем за человеком богатым и титулованным.
— Замужем…
— Самым настоящим образом. Брак ее был засвидетельствован господином мэром и освящен господином кюре.
— Что за глупости! Тогда она носила бы имя и титул своего мужа.