– Умница, – видимо принял за согласие мой внутренний монолог и молчание. – Указания дам позже, – кинул напоследок и открыв дверь кухни вышел, но провожать его я не стала, так как колотящееся сердце почти пробило дыру в груди.
Кое-как взяла себя в руки и повернувшись к раковине, пару раз плеснула в лицо водой, выпив немного с ладони.
Целый год без него, и вот такая встреча. Кажется, я говорила когда-то о том, что быть может мы увидимся в будущем. И вот таким оно стало.
Пошла закрыла хлипкую дверь на щеколду и вернувшись стала готовить завтрак.
– Кто это приходил, – спрашивает мама, тихонько войдя.
– Стас Багров, – не стала юлить, все равно скоро нас ждут перемены, и он станет на время частью жизни моей семьи.
– Стас… Погоди, тот самый Багров?
– Да мам, – нехотя отвечаю ей, потому что мне придется ее обмануть. Она ни за что не позволит мне пойти на такое унижение, причину которого я и выяснять не буду. Меня уже тошнит от подобной перспективы.
– Что хотел этот мерзавец? – почти взрывается она.
И я ее понимаю. Сложно полагаю видеть своего ребенка таким, какой она видела меня, когда все закончилось, между нами. Правда мне пришлось очень быстро взять себя в руки и стать сильной. Но я не обвиняла Стаса в чем-то перед ней, не настраивала против. Она сама все поняла.
– Вернуть долги, – ставлю чашку быстрорастворимого кофе и печенье перед ней, и сама плюхаюсь на стул, потому что ноги просто отваливаются. Глаза вообще закрываются, требуя отдыха.
– Погоди, так он что же, алименты платить будет?
– Мам, ну какие алименты? – аж смеяться захотелось от ее предположения, вспомнив его слова. – Он Катю даже не признает. Позлорадствовать пришел.
– Вот подонок. Как ты позволила ему войти? И вообще откуда он узнал наш новый адрес?
– Словно мы говорим не о «том самом Багрове», для которого это все раз плюнуть полагаю.
– Что за люди такие? Мерзкие и гадкие, словно паразиты. Надеюсь, что больше не явится, – отпивает кофе и начинает кушать.
Смотрю на нее и не понимаю, откуда в ней столько силы?
Сначала умерла бабушка и дедуля переехал к нам, тогда еще в трехкомнатную хорошую квартиру. Потом и отец нас покинул.
Мама тащила все на себе, я как могла помогала. Потом беда с Аней, а следом новость о моей беременности и мой уход из института.
А она? Она все стойко переносила, была рядом и никогда не плакала… на виду.
Сейчас мы с ней работаем каждая на двух работах, дедушка иногда присматривает и за Аней, и за Катей, если мы с мамой не стыкуемся в одно время нашей дежурной «пересменки». Потому что одна из нас возвращается домой, а вторая на работу спешит. Но по итогу все это не дает правильного результата, накопить достаточно нам так и не удалось.
– Вернется мам. Он вернется вновь, – устало отвечаю ей, облокотившись о стену спиной и прислонив голову к ней же.
– И чего ему надо? Вы ж расстались год назад. Ребенку своему даже не помогает, паршивец, с такими деньгами, – возмущается так яро, но у меня нет на такие эмоции сил.
– Он готов помочь Ане. Помочь взаправду и сразу, – надеюсь аргумент сработает как надо.
– Помочь? Но… Как, – от шока и очевидной радости она и слова сказать не могла, только глазами огромными глядела.
– Вот так мам, возьмет и оплатит все. Операцию, реабилитацию и все что там еще нужно.
Она смотрит в пространство недолго, а потом снова переводит взгляд на меня.
– Погоди. А взамен что?
– Ерунда. Это не имеет значение. Цена не столь высока.
– То есть как это? Ну ка говори, что он там напредлагал тебе, – выпрямляется, идя в бой за правдой.
– Мам, ты правда считаешь, что есть что-то, что будет важней Ани и ее возможности ходить? Жить нормальной жизнью, а не быть прикованной к больничной койке? Нет.
– Но не стоит забывать об уважении и чести, – все еще пытается противостоять, хотя уже давно согласна с моими словами.
– Мама, – устало вою. – Да какая к черту честь? За полгода фонд собрал всего триста тысяч. От продажи квартиры остались копейки. Какое тут уважение? Времени мало. В декабре будет поздно, выйдет срок, у нее скоро пролежни начнутся. Она лежит целый год неподвижно. Год, – осипшим от невыплаканных слез голосом говорю ей. – У нас нет проклятого времени на раздумья. У нас нет времени ни на что.
Резко встаю и развернувшись упираюсь руками в подоконник.
Не хочу с ней ссориться. Не люблю этого. Нервы уже ни к черту, вот и бывает порой, что мы не слышим друг друга. Мне стыдно, что я так себя повела сейчас, но, когда я смотрю на свою сестру… я просто не выдерживаю от проклятий к себе самой.