Первый труд журналиста Семенигина, изданный под литературным псевдонимом «Николай Петрович Тульский», возбудил в мире специальной литературы живой интерес. Четырехсотстраничный фолиант из бумаги превосходнейшего качества с двумя десятками фотографий из личной и общественной жизни окружного прокурора назывался «Звериный лик терроризма», весил около килограмма и стоил шесть евро. Сгоряча его выпустили в России тиражом в сто тысяч экземпляров, что подвигло пять или шесть зарубежных издательств купить права на выпуск фундаментального труда окружного прокурора в своих странах.
Сам Николай Петрович Тульский, окружной прокурор, не имел ничего против как этого фурора, так и пятидесяти тысяч евро, полученных им в качестве гонорара за работу журналиста Семенигина.
Государственный советник еще не догадывался о том, какую проблему нажил себе не только отечественный его издатель, но и пять или шесть зарубежных. На волне первого успеха Николай Петрович в течение трех последующих месяцев написал новый труд. То есть писал, конечно, не он, но об этом никто не догадывался, если не считать, конечно, самого окружного прокурора и непосредственного автора.
Речь в произведении шла о все том же терроризме и его лице, продолжающем звереть. Поэтому не выпустить книгу издатель, уже не раз проклявший себя за связь с прокуратурой, никак не мог. Он не имел на то гражданского права, но договорился о тираже лишь в пять тысяч экземпляров и обещал вывезти книгу в Берлин для ее позиционирования и презентации. Николаю Петровичу это, конечно, понравилось, он облачился в белый парадный мундир с генеральскими звездами и вылетел в столицу объединенной Германии.
Известие о кровавых событиях в прокуратуре Старооскольска застало перспективного автора уже в самолете, где он обдумывал синопсис следующей книги, завершающей триптих. Остаток полета Тульский провел в непрерывных переговорах по телефону, выясняя, какие меры предприняты, кто убит и кому поручено начать работу на месте происшествия. Он звонил преимущественно в приемную Мартынова, ему самому, избегая при этом непосредственного контакта со следователем Лисиным, уже находящимся в Старооскольске. Николай Петрович знал, что таких приезжих нужно сразу ставить на место, не позволять им совать нос в сферу корпоративных интересов местных структур.
Вместе с двумя советниками юстиции из окружной прокуратуры, сопровождавшими его в берлинском турне, он вбежал на крыльцо серого дома с белыми колоннами, распахнул дверь и тут же наткнулся на высокого мужчину. Тот стоял напротив пары полицейских и вникал в суть того, что было написано на двух листах бумаги.
— Кто вы? — громыхнул Тульский, останавливаясь в шаге от Лисина и обдавая его волной смеси хорошего одеколона с табачным ароматом.
Ответ выглядел более чем странно:
— А вы кто?
Задать такой вопрос Николаю Петровичу в помещении прокуратуры, ему подчиненной, значило оскорбить его прямо и весьма грубо.
Наверное, именно это заставило Тульского сыграть бровью, дрогнуть щекой и залить весь холл здания с белыми колоннами громоподобным криком:
— Ты с кем разговариваешь!.. — Он хотел добавить сакраментальное «твою мать», но вовремя увидел мирных граждан, сидящих на стульях, как воробьи на жердочке. — Кто такой?!
Лисин поморщился, отдал листы Гасилову и посмотрел на Сидельникова, спустившегося со второго этажа на крик.
— Поступим так, — сказал он, стараясь не повышать своего голоса ни на йоту. — Кто вы, я не знаю. Вполне возможно, что прокурор федерального округа и заместитель Генерального прокурора России Тульский. Однако ваше поведение не соответствует моему пониманию этой должности. Поэтому я прошу вас показать ваши документы. Если я в своих предположениях ошибся, вы будете немедленно задержаны. Если нет — я не извинюсь.
Тульский поджал губы, сунул руку под отворот пиджака, вынул удостоверение, затянутое в кожаную обложку, распахнул его и пихнул под нос Лисину. Тот сделал полшага назад, не спеша достал из кармана очки для чтения, встряхнул их, распрямляя, и приложил к удостоверению как к объявлению, приклеенному на фонарном столбе: «Одинокая блондинка двадцати неполных лет…»
Очки снова исчезли в кармане пиджака, не менее дорогого и стильного, чем у Тульского. Теперь пришел черед Лисина доставать и предъявлять документы.