- Что с тобой? - спросила Каеко.
- А с тобой? - спросил в ответ Седзо, - Что с работой?
- Я ушла пораньше. Сегодня утром к нам домой заходил господин Куроива из полицейского управления. Просил передать вот это…
Седзо буквально вырвал из рук Каеко белый конверт, на котором было написано: «Господину Седзо Савада», а на обороте - «Юкио Куроива». Куроива был начальником криминального отдела полиции, где раньше работал Седзо. Когда Седзо подал заявление об уходе по собственному желанию, он, беспокоясь о том, как его собрат будет жить, дал ему рекомендацию для работы на транспортном складе. Седзо хотел вскрыть конверт тотчас, но Каеко удержала его:
- Не надо в таком месте… Тебе ведь еще рано на фирму? Давай зайдем в кафе.
Она была права. Седзо решил не ходить в участок, а вместе с Каеко зашел в маленькое кафе, где обычно убивали время продавцы из соседних магазинов да старики. Седзо не терпелось поскорей прочитать письмо, поэтому, как только они сели за столик, он тут же открыл конверт, поручив жене сделать заказ.
Письмо было коротким. «Надеюсь, что у Вас все в порядке. Краем уха кое-что о Вас слышал. Я высоко ценю Ваши усилия по расследованию дела о квартирных кражах и обстрелу дома. В связи с этим…». Далее бывший начальник кратко изложил результаты расследования. Оказывается, раздававший незаконные кредиты районный банк, президент компании по недвижимости и преступная группировка брокеров действовали в сговоре. Когда дошло до переброски долгов компании по недвижимости подставной фирме, было инсценировано покушение гангстеров на жизнь президента компании якобы с целью принудить банк ускорить «переброску».
«Я получил информацию, что в связи с данным делом в середине этого месяца Токийская районная прокуратура приступит к расследованию ситуации в банке, и мне бы хотелось, чтобы Вы спокойно наблюдали за ходом следствия». Такими словами закончил письмо его бывший шеф. Получается, что ему советуют не совать нос в эту кашу. Однако уже то, что ему. простому обывателю, следственные органы приоткрывают свои карты, можно рассматривать как выражение благодарности.
Седзо прекрасно сознавал, что поводом для написания письма послужило лишь то, что он начал мешать следствию, Если бы даже он не принимал во всем этом никакого участия, в результате скандала с банком все равно, рано или поздно, это дело всплыло бы. И надо честно признать, что Седзо не сделал абсолютно ничего для его раскрытия. Седзо понимал, что его бывший начальник, с одной стороны, чтобы положить конец его непрошенному вмешательству, а с другой - сочувствуя ему, пытается выручить его из нелепой ситуации, в которую он, действуя в одиночку, попал, стараясь хоть немного самоутвердиться.
Самому же Седзо было достаточно того, что полиция признала, что покушение - лишь инсценировка. Ему не надо, чтобы признавали его заслуги, достаточно, что восторжествовала истина. Такой уж он был, этот Седзо.
Он положил письмо в карман и поднял глаза, Каеко со скучающим видом спросила его:
- Что-то случилось?
- Нет, уже все в порядке.
- А что?
- Недалеко от моей работы произошло несколько квартирных краж. Но теперь, похоже, преступника выследили.
- А ты-то тут при чем?
- Я - бывший сыщик. Мне стоит лишь взглянуть на «почерк» грабителя, и сразу все становится ясно.
В это время принесли кофе, и Каеко, собиравшаяся что-то сказать, остановилась на полуслове, К кофе подали пирожное.
- Ты любишь пирожные? - спросил Седзо.
- В меню написано, что их подают с кофе - пятьсот иен, - ответила Каеко и, улыбнувшись, словно маленькая девочка, посмотрела на пирожное. - Может, и ты съешь?
- Нет.
Седзо пил кофе, размышляя, что последний раз он видел, как его жена ест пирожное, еще до свадьбы. Кофе был переваренный и невкусный. Кроме Седзо и Каеко, посетителей в кафе не было. За прилавком официантка со скучающим видом перелистывала журнал.
У Седзо внезапно появилось ощущение, что уже много лет он живет, чего-то лишившись. Прихлебывая кофе, он от нечего делать стал раздумывать, что бы это могло быть, но так и не придумал. «Надо бы сходить с Каеко в какое-нибудь кафе поприличней», - решил он и в этот момент услышал, как Каеко тихонько вскрикнула и смахнула что-то с юбки.
При глядевшись, он увидел на полу муравья. Каеко уже хотела раздавить его носком туфли, но Седзо удержал ее за колено:
- Не надо.
Муравей двигался по бетонному полу то влево, то вправо.
- Каеко, эта букашка - я…
- О чем это ты?
- Я так же как она - просто ползаю по земле.
Дав это объяснение, ничего не объяснившее, Седзо почувствовал слабое, с привкусом горечи удовлетворение, засмеялся и протянул руку к пирожному Каеко.
Chi wo hau mushi by Kaoru Takamura
Copyright © 1993 by Kaoru Takamura
© Л. Левыкина, перевод на русский язык, 2001
анна огино
водяной мешок
1. саммертайм
Говорят: «Врет и не краснеет». Хорошо бы, когда врешь, нежно розоветь - как роза. Ну-ка попробую.
- Я сегодня вернусь поздно. С подругой встречаюсь - я тебе говорила.
- Угу.
- Сходим в театр, потом поужинаем где-нибудь. В общем, приду ночью.
- М-м.
- Ты ложись без меня, не жди.
- Ага.
Ну же, давай останови меня, а то поздно будет. В груди прямо все клокочет. Вот бы взял встал перед дверью и отрезал: «Никуда ты не пойдешь!».
Я бы тогда ка-ак пихнула бы его и все равно ушла бы.
Я уже надевала туфли, как вдруг вижу - чулок сзади пополз. Через всю лодыжку, зараза такая. Я застонала - получилось не очень убедительно, как-то без души. Стон вяло перешел на низкую ноту. Тогда я свирепо размахнулась и зашвырнула подальше свою сумочку.
- Да ладно тебе. Надень другие, - говорит.
Какие у него все-таки иногда бабские интонации
проскальзывают. Голосишко - будто воздух из надутого шарика выпустили. Любые слова, даже самые ядовитые, он произносит протяжно так, скучно. Весь смысл испаряется.
- Ну чего ты возишься? Опоздаешь.
А мне слышится: «Не спеши, не надо».
- Ты говорила, в Сибуя [2] , в полшестого? Еле-еле успеваешь.
А я слышу: «Куда ты, не торопись!»
Я совсем скисаю и со вздохом начинаю искать пару целых чулок.
Порылась в ящике, достала сначала розовые, потом лиловые, потом желтые. Как быть? Розовые лосины с искрой? У дядечки глаза на лоб полезут. Белые гольфы? Нельзя, с черной мини-юбкой подчеркнет, что ноги толстые. Надо что-нибудь синее. Или все-таки черное? Но это чертово тряпье все с какими-то дырками!
Вот здесь заштопано только на носке. Может, сойдет? Все равно в туфлях не видно будет. Я уже натянула один чулок и снова заколебалась. А вдруг придется где-нибудь раздеваться? Застыла в спущенном чулке, совершенно деморализованная. Этот уставился на меня с недоумением.
В конце концов надела старые черные лосины. Я в них такая девочка-студенточка. Целовать его на прощание не стала. Сказала, помаду сотру.
Иду, мрачно смотрю под ноги. На этих поганых лосинах от ходьбы над щиколотками морщины собираются. Если не припустить до станции бегом, точно опоздаю. А побежишь - они вообще гармошкой соберутся. Да и шов весь перекосится. Иду медленно, скриплю на ходу зубами.
Ну почему я всегда опаздываю? Чем важнее свидание, тем больше. Наверно, очень нервничаю, и от этого мои внутренние часы начинают здорово отставать. Ведь готовлюсь загодя, с запасом, и на тебе: смотришь на часы и видишь, что опять опоздала. Наспех наводишь красоту, руки дрожат, а перед самым выходом вдруг решаешь одеться совсем по-другому. Прямо не человек, а кукла какая-то, которую дергает за ниточки невесть кто.