— Мммм, какой невероятно вкусный кофе. — заметила я.
Он слегка наклонился вперед:
— У меня есть секрет. — пробормотал он, и его голос заинтриговал.
— Поделишься?
— Секрет его исключительного вкуса кроется в растопленном сливочном масле.
Я приподняла бровь:
— Масло? Это интересный поворот. Я никогда раньше об этом не слышала.
Озорная усмешка тронула уголки его губ, когда он откинулся назад, наслаждаясь вызванной им интригой.
— Это традиционный вьетнамский кофе. Маленький трюк из прошлого. — объяснил Айзек. — Добавление в кофе немного растопленного сливочного масла усиливает его насыщенность и придает тонкий маслянистый оттенок аромату.
Разожжённое любопытство заставило меня сделать ещё один глоток, позволяя вкусам смешаться на моем языке.
— Удивительно, как простое дополнение может превратить что-то обычное в нечто экстраординарное. — размышляла я, не отрывая взгляда от чашки, стоящей передо мной.
— Вьетнамский кофе — поистине сокровище. — согласился Айзек, — Существуют различные стили и техники, которые делают его по-настоящему интересным.
Он положил к себе в тарелку фруктов и продолжил:
— Например-ка, пхе суа да. Это классический вьетнамский способ приготовления кофе. Крепкий тёмный кофе медленно заваривается через металлический капельный фильтр, а затем заливается большим количеством сгущенного молока с сахаром.
Я кивнула, очарованная его описанием.
— Звучит интересно. — прошептала я, слегка проводя пальцами по краю своей кофейной чашки.
Хриплый смех Айзека наполнил комнату, посылая тёплую волну по всему моему существу.
— Поверь мне, я тоже бы не имел особый энтузиазм об этом вначале. — сказал он с оттенком ностальгии в голосе, — Во время моей службы в армии готовка не была моей сильной стороной. Мне было достаточно растворимого кофе и куска хлеба.
Игривая ухмылка заплясала на его губах, и я не могла не улыбнуться.
— А как же ты стал таким экспертом тогда?
— Нет, я не эксперт. А вот мой сосед по комнате на то время, Харольд, был настоящим волшебником на кухне. Он мечтал стать кулинаром и экспериментировал любую свободную минуту. — Айзек сморщился, — Конечно, у него невсегда это хорошо получалось. В любом случае, у него всегда было что поесть. Многие ребята приходили и кушали у нас. Но все знали, что нельзя спрашивать про еду у Харольда, он мог уйти в истории блюда и без конца разговаривать.
Тихий вздох сорвался с моих губ, когда я представила себе юного Исаака, сидящего вместе со своими друзьями.
Я ведь о нём ничего не знаю толком-то.
— А что потом стало с Харольдом? Он смог стать поваром?
Айзек заметно напрягся.
— Его подстрелили.
========== 14 ==========
Кристал Мартинез.
— Я помню один случай на одном из уроков крестьянской этики, — начала я. — Мы все сидели в кругу, внимательно слушая нашу учительницу. В то время мне, должно быть, было около одиннадцати лет. Темой было раскаяние, и учительница объясняла, как важно прощать других точно так же, как мы сами ищем прощения.
Айзек наклонился ко мне.
— Что случилось? — спросил он, охваченный любопытством.
Я тихо хихикнула, вспоминая дни полные беззаботности.
— Она решил проиллюстрировать прощение небольшой игрой. Она дала каждому из нас по маленькому листочку бумаги и попросила написать имя того, кого мы хотели бы простить. Затем мы должны были скомкать бумагу, символизируя избавление от обиды.
Губы Айзека изогнулись в нежной улыбке, его взгляд остановился на оживленном лице.
— И кого же ты записала?
— О, в то время я записал имя своего лучшего друга. У нас был глупый спор, не помню, из-за чего, и я подумала, что это прекрасная возможность проявить прощение. Но вот, что самое смешное: когда мы все скомкали свои бумаги и приготовились бросить их в маленькую корзинку в центре круга, одна девочка случайно бросила свой не туда и попала в чей-то открытый рюкзак.
Айзек усмехнулся.
— Итак, человек, чье имя было на бумаге, в итоге получил сюрприз, да?
Мы гуляли по лесу, и я поделилась ещё историями происшедших на уроках.
— Ох, уж ваши крестьянские ценности.
Я покачала головой. Я знала, что Айзек всего лишь шутит, но всё равно сказала:
— Ты недооцениваешь глубину и сложность христианства. Дело не в том, чтобы купить прощение или слепо поверить. Речь идет о том, чтобы обрести искупление, благодать и силу изменить свою жизнь.
Айзек приподнял бровь, на его губах заиграла скептическая улыбка.
— Слепые верующие… Ищущие утешения в объятиях невидимого божества. Скажи мне, Кристал, ты действительно думаешь, что несколько молитв и ритуалов могут отпустить тебе все твои грехи? Что ты можешь просто купить себе дорогу на Небеса?
— Нет, дело не в том, чтобы что-то покупать. Речь идет о признании наших несовершенств, поиске прощения и стремлении жить жизнью, полной сострадания и любви. Речь идет о том, чтобы найти надежду и цель в чем-то большем, чем мы сами.
— Надежда и цель? Разве ты не видишь, Кристал, это то, во что они хотят, чтобы ты верила. Они соткали паутину утешительных иллюзий, чтобы держать тебя в узде. Это не более, чем механизм контроля.
— Ты рассматриваешь это как контроль, но я рассматриваю это как освобождение. Чтобы обрести внутреннюю силу, нужно принять прощение и стремиться оказывать положительное влияние на мир. Вера дает мне чувство целеустремленности.
Айзек наклонился ближе, его глаза сузились со смесью любопытства и вызова.
— Но как насчет противоречий, лицемерия внутри церкви? А как насчет зверств, совершенных во имя религии?
— Да, в истории были мрачные моменты, моменты, когда отдельные люди искажали учения ради собственной выгоды. Но это не определяет истинную сущность веры. Это напоминание о том, что люди несовершенны, способны как на великое добро, так и на великое зло. Наша обязанность — искать истину и честно следовать основным принципам нашей веры.
Мы сели под тенью дерева, и Айзек посмотрел на меня с серьёзным видом.
— Ты действительно веришь в силу искупления, не так ли?
— Да, Я верю во вторые шансы. Верю в способность к переменам и росту. Это то, что дает нам надежду в наши самые мрачные моменты, напоминая нам, что нас определяет не наше прошлое, а выбор, который мы делаем, двигаясь вперед.
Он молча кивнул. Его лицо выражало что-то, что я не могла понять.
— Я знаю, как скептически ты относишься к религии, но иногда у нас есть только вера.
— Ты права. Иногда она может спасти, — ответил Айзек, искренне удивляя меня.
— Когда-то у меня был друг, — начал он, и в его голосе послышались нотки сожаления, — который оказался в когтях врага как физически, так и эмоционально. Это была ужасная ситуация, из которой не было очевидного выхода. Но то, что поддерживало его, что спасало его от отчаяния ситуации, было не просто его желанием выжить, но и непоколебимая вера в собственную жизнестойкость.
— У него не было никакой религиозной принадлежности, по крайней мере никакой структурированной доктрины, которой он мог бы руководствоваться, — на этой фразе его голос смягчился. — Но в те самые мрачные моменты он обнаружил что-то внутри себя: проблеск надежды, который был сильнее любых металлических цепей. Тогда он стал молиться про себя.
— Религия, в ее различных формах, обладает силой спасать жизни, — продолжил он. — Она дает утешение, чувство целеустремленности. Она может быть путеводной звездой в самые мрачные времена, давая надежду, когда кажется, что все потеряно.