— Эти Стерлинги накинулись на меня, — заявил он. — Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.
Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.
— Если письмо подлинное, — начал он, — то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, ваша дочь все равно до сих пор не вернулась, и я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?
— Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.
— Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?
— Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, — объяснил Кросс. — В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно приду в ярость и врежу кому-нибудь. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.
— Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?
— Разумеется. — Кросс вытер лоб и добавил: — Это ожидание угнетает меня. Это письмо было непосредственной угрозой для Эвелин.
— Я думаю, вам не следует воспринимать это слишком серьезно, — сказал Фом. — Согласно вашим рассказам этот ваш неизвестный враг — один из ваших простофиль. Это само по себе доказывает, что он не настолько умен, как вы. Почему вы должны признавать за ним больше хитрости и изобретательности? Прежде всего, у него нет наличных, раз вы обчистили его.
Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему быстро меняющимся настроением, зацепился за это напоминание.
— Это разумно, — заметил он. — Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я пересек черту, то могу отменить заказ.
— Но почему сюда? — поинтересовался Фом.
— Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Прежде мне пришлось покинуть отель из-за того, что руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они чувствительны по этому поводу, а мне не хочется переезжать.
— Понимаю, — заверил его Фом. — Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.
— Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.
Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать часов. Однако, к своему неудовольствию, он не мог забыть о назначенной встрече. Воспоминание об этом преследовало его весь день, как смутно неприятное испытание. Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.
Для него было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Так как у него оставалось время, он немного прошелся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса.
На том был плащ, надетый поверх смокинга, и шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоя в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века — такую иллюзию создавали темные хогартовские здания[13] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.
— Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, — пояснил Кросс, а затем указал на бутылку виски: — Надо приободриться.
— Хорошая идея, — согласился Фом.
Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми и покрытыми золотистыми папоротниками, а новый аксминстерский ковер сочетал в себе аляповатые цветы — красный и зеленый — и сложный витиеватый узор.
13
Уильям Хогарт (10.11.1697–26.10.1764) — английский художник, основатель и крупный представитель национальной школы живописи, иллюстратор, автор сатирических гравюр, открыватель новых жанров в живописи и графике.