Скоро мы не торопясь вернемся и, забыв обо всех делах, зайдем в кафе, наверняка закажем горячий кофе и сладости и будем болтать или молчать, вновь и вновь погружаясь в новые впечатления. Где-нибудь в теплом кафе...
От одних только мыслей об этом мне стало легко на сердце. Мучительные ощущения, овладевшие мною в клинике, испарились.
Снова пережив воспоминания о мамином болезненном состоянии и о возможном собственном пребывании в этой клинике незначительное время, я увидела свое прошлое в несколько ином свете. Отчего опять стало немного веселее на душе.
Подобно тому как маленькие девочки плетут венки из клевера, я сегодня при помощи хорошего настроения создала один день своей жизни.
— Сёити, почему ты такой добрый? — спросила я, когда мы покинули клинику. — Услышанное там стало шоком скорее для тебя, нежели для меня с моей затуманенной памятью. И тем не менее ты вел беседу, расспрашивал обо всем... Кроме того, постоянно был внимателен ко мне. Прости, образ тети, какой я ее себе представляла, опять слегка изменился. Я всегда считала ее сильным человеком и не представляла, что она когда-то была настолько эксцентричной...
Вечерело, и в жилом квартале практически не видно было людей. Поблизости находился район элитного жилья, поэтому здесь невозможно было встретить домохозяек, которые пешком отправились бы по своим делам. Дети уже давно разбежались по домам и, должно быть, спокойно делали уроки или же играли в компьютерные игры. Несмотря на эту кажущуюся пустоту каждая квартира, каждый дом излучал тепло, то есть признаки того, что там живут люди.
— Это оттого, наверное, что я решил всецело посвятить эту поездку тебе. К тому же человек ведь обладает различными чертами характера, и в его жизни есть разные периоды, не так ли? Матушка была сильным человеком, поэтому я вполне допускаю, что она могла быть такой в подростковом возрасте, — сказал Сёити и засмеялся. — Однако я, конечно, не думал, что она была настолько испорченной. Это стало для меня очередным потрясением. Выходит, она оказалась каким-то несносным ребенком, да?
— Определенно нет ничего плохого в том, что мы узнали правду о тете. Она ведь человек и не всегда была взрослой, в ее натуре соседствовали разные стороны. И мы должны понимать, что тебе, разумеется, она старалась показывать только хорошую, — сказала я. — Спасибо за все, Сё-тян. Если бы ты был так же добр и заботлив по отношению к своей девушке или жене, как же счастливо вы, наверное, могли бы жить. И ты всегда получал бы ласку и заботу в ответ. Однако в реальной жизни это почти невозможно, и оттого, должно быть, все и не ладится...
Сёити рассмеялся:
— Да, на подобный подвиг я вряд ли способен, к тому же у меня работа...
— Да, согласна, — ответила я. — Давным-давно мама рассказывала, что в ее жизни был период, когда она, лежа в той клинике, практически разучилась выражать свои чувства, когда и слова, и поступки шли вразброд. Я почти позабыла об этом, а ведь это значит, что было время, когда мама пыталась поделиться со мной воспоминаниями о своем тяжелом прошлом. Сегодня я впервые за долгое время припомнила, что говорила мне мама до болезни. И я счастлива уже только поэтому.
— Выходит, наша поездка того стоила. К тому же с мамой, похоже, было то же самое, как поведала мне Кодзима-сан. Обе они, находясь в клинике, кроме как друг с другом, видимо, практически ни с кем не общались. А если такое и случалось, то матушка из них двоих была намного сильнее, упрямее и несговорчивее. Однако я смутно догадывался об этом... — сказал Сёити.
— Несомненно, там тетушка была неуправляемой. Выйдя, она решила стать добрее. Ей надоело быть жестокой и отталкивать от себя людей. И, судя по всему, тетя, изменившись, раз и навсегда взялась за ум. Ей больше ни к чему было прибегать к своей особенной силе. Что же касается моей мамы, то она всегда ревновала, завидовала сестре и очень хотела во что бы то ни стало быть на нее похожей. Я ведь права?
Почему же твоя матушка так страстно желала этого? — спросил Сёити. — Нам, конечно, невозможно доподлинно представить, какой была моя матушка в то время...
— Ну, каждый человек по-своему пытается справиться с выпавшими на его долю необычными обстоятельствами. И тете ведь тоже это далось совсем не легко, так ведь? А маму, мне кажется, интересовало только то, как заполучить так называемую силу, — предположила я.
Сёити, кивнув, добавил:
— У человека каждый день может меняться настроение, он может злиться, раздражаться, порой казаться странным. Однако, если присмотреться, с ним все в полном порядке, не так ли? И может показаться, что мы, люди, не так уж стремимся к постоянству и последовательности. Но именно поэтому крайне необходимо в глубине души обладать этими качествами. Пожалуй, мы не осознаем этого. Не бывает так, чтобы сильный человек всегда был сильным. И я, к примеру, знаю много матушкиных слабых мест.
— Что ж, возможно, я тоже чересчур требовательна к себе, добиваясь последовательности и постоянства. Я думаю, что тетя была по-настоящему сильным человеком, однако возможность быть слабой в кругу своей семьи, по-моему, делала ее счастливой. Дело в том, что, без сомнения, не бывает людей без внутренних противоречий, К тому же моя мама, насколько мне известно, была даже слишком последовательна в плохом смысле, — сказала я.
— И поэтому в конце концов случилось то, что случилось? Навлекла страдания на себя и близких... Твоя мама оказалась подобна крепкому, несгибаемому стволу дерева. По крайней мере такой образ сложился у меня в голове: она как бревно, которое толкай, тяни — с места не сдвинешь. Моя матушка в этом смысле была человечнее, и в то же время до последних дней в ней бурлило ведьмовство, что ли... Вокруг нее ощущалась какая-то аура тайны и загадочности.
— Да, а мама тем временем стремительно становилась все жестче и жестче, — добавила я.
— Вот видишь, как случается, когда не стремишься становиться мягче, — заметил Сёити.
— Уже поздно, — сказала я, совершенно не понимая, почему с моих уст вдруг слетели эти печальные слова.
Услыхав их, Сёити заметно погрустнел, а я сразу пожалела о сказанном и испугалась собственных слов. Возможно, все дело во времени суток, ведь наши силуэты уже начали постепенно таять в ночной темноте.
— Почему ты так говоришь? Не поздно, еще ничего не поздно! И поэтому ты сейчас здесь, — возразил Сёити.
Я молча взяла Сёити под руку и, словно опираясь на него, зашагала вперед. После сказанных им слов я ощутила такую слабость, что, казалось, даже стоять без посторонней помощи была не в силах. Путь до станции оказался очень длинным, и мною овладели рассеянность и какая-то пассивность, словно мы бесцельно бродим в плохом сне. Возникло такое ощущение, словно мы где-то глубоко на дне и, сколько бы ни барахтались, не можем всплыть на поверхность. Наверное, это следствие того, что я посмотрела в глаза прошлому, подумала я. Я знала, что это непременно пройдет, поэтому страдать особо не стоит. Но рука Сёити была такой теплой, какой бывает рука возлюбленного или родственника, и это делало меня еще слабее.
— Однако, слава богу, это заведение оказалось гораздо более основательным и человечным, чем я думала. Тогда мне казалось, что это какая-то совершенно жестокая лечебница, где директор — отвратительный и низкий человек, а злобные медсестры держат в изоляции противных людишек с болезнями богачей.
— Ну, ты загнула, — расхохотался Сёити.
— От мамы я слышала только жуткие истории, и с директором у нее был постоянный роман. И денег она довольно много отдала его клинике. Папа наблюдал за их отношениями и делал вид, что его это не беспокоит. Вся эта ситуация не могла вызвать во мне ничего, кроме неприязни. Так что мое представление об этом месте казалось мне вполне обоснованным, — объяснила я.
— Однако эта клиника отнюдь не произвела на меня ужасное впечатление.
— Вот-вот. Поэтому-то я и удивилась, что вопреки моим ожиданиям она оказалась обычной, нормальной клиникой. Возможно, я просто немного повзрослела.