– Ты когда последний раз смотрел на себя в зеркало? – с откровенной неприязнью спросил он. – Неужели ты думаешь, что у тебя есть хоть какой-то шанс?
– У меня незавидная внешность, – проглотив горечь обиды, согласился я. – И все ж таки, я не такой ужасный урод, как Квазимодо. Пусть я действительно не красив, но зато достаточно удачлив и богат. В отличие от тебя я не стал заниматься педагогикой и достиг высоких вершин в коммерческой деятельности. Более того, я стал самой настоящей акулой крупного бизнеса. Нельзя отрицать тот факт, что Виктория восхитительная очаровашка, но сравнительно бедная провинциалка. Дополняя друг друга, разве мы не можем стать великолепной супружеской парой?
Звягинцев многозначительно пожал плечами.
– Тебе не кажется, Роман Александрович, что мы делим шкуру неубитого медведя? Может, будет благоразумнее сначала поинтересоваться ее мнением?
В его глазах промелькнул луч надежды.
– Не стоит попусту терять время, – сухо возразил я. – К чему вся эта канитель? Ты напрасно на что-то надеешься, Михалыч… Все женщины весьма предсказуемы! Даже самые неприступные представительницы прекраснейшей половины человечества сначала бросают беглый взгляд на количество кредитных карточек, находящихся в портмоне мужчины, и лишь затем начинают смотреть на него умиленным оценивающим взглядом. Нет смысла вдаваться в философские размышления. Нам следует закончить этот неприятный разговор, пока не вернулась Виктория. Назови сумму, которую ты израсходовал, потакая ее капризам! – жестко потребовал я.
Звягинцев снова посмотрел мне в глаза. Я предчувствовал, что он скажет какую-то гадость.
– Ее самолет прибыл вчера вечером, – ухмыляясь, произнес он. – Тебя не интересует, чем мы занимались этой ночью?
– Мне не нужны подробности ваших отношений! – дерзко ответил я. – Что бы там ни было, Виктория останется со мной. И давай закончим на этом. Постарайся трезво оценить сложившуюся ситуацию. Между вами все кончено!
Звягинцев подцепил вилкой кусочек осетрины, но тут же положил ее обратно в тарелку.
– А вообще-то мы даже не целовались, – дрогнувшим голосом признался он. – Вернее, она непринужденно чмокнула меня в аэропорту. Слегка прикоснулась губами к моей щеке, словно поцеловала гипсовую статую.
– Тем более, – констатировал я. – Назови цену, и мы расстанемся друзьями.
– Но ведь у тебя нет друзей, – съязвил он.
– Верно, – согласился я. – Тогда хотя бы сохраним все лучшее, что когда-то было между нами. Итак, я тебя внимательно слушаю.
Звягинцев небрежно запустил пятерню в изрядно поредевшие волосы, потом почесал наморщенный лоб и стал говорить с тяжелым вздохом, словно делал это наперекор желанию и взбунтовавшейся совести.
– Я купил ей платье… Губную помаду, туфли…
– Достаточно! – махнув рукой, произнес я. – Меня не интересует подобная чепуха. Если тебя не остановить, то начнешь перечислять наличие нижнего белья. Мне безразлично, по какой цене и какого цвета ты купил ей бикини, и уж тем более не интересует, какие стринги из всех четырех разновидностей ты преподнес ей в подарок. Если бы ты подарил ей бело-голубое льняное платье Джуди Гарланд, которое было продано в Лондоне за 324 тысячи 188 долларов, тогда у меня были бы все основания призадуматься. Назови общую сумму твоих расходов!
Звягинцев еще сильнее наморщил лоб.
– До ее приезда на моем счету в банке было немногим более сорока тысяч рублей. Теперь осталось меньше пяти… Возможно, мне пришлось истратить на Вику тысячу зелененьких… – подытожив, пробурчал он.
– Вот и прекрасно! Выпишу тебе чек на тысячу долларов.
Я решительно снял колпачок с моего «паркера».
– Две тысячи! – потребовал Звягинцев. – Ты выпишешь чек на два куска!
Его наглость превзошла все мои ожидания, но я не стал с ним спорить. Я помнил по университету, что в любых денежных вопросах он всегда был решителен и непреклонен. Если еще в молодости он умудрялся вырвать лишнюю копейку, то почему же теперь он должен поступать иначе? Маленький шелудивый щенок со временем превратился в озлобленного пса, готового в любую минуту за жирный кусок мяса вцепиться в глотку!
– Хорошо, – согласился я. – Получишь пару штук, но чтобы через четверть часа тебя здесь не было!
– Можешь не сомневаться, – запальчиво произнес Звягинцев, – я растворюсь, как сахар в стакане. Две тысячи долларов! Твои бабки мне когда-нибудь пригодятся. Я найду им достойное применение.
– Делай с ними что хочешь, – отмахнулся я.
Он поспешно убрал чек, потом совершенно трезвым взглядом посмотрел на меня. Если бы я не видел, сколько он употребил коньяку, то мог бы решить, что мой бывший однокурсник вообще не прикасался к спиртному. Догадавшись, о чем он хочет меня спросить, я незамедлительно произнес: