– Вы принимаете, какие–нибудь контрацептивы?
Черт, что за вопрос!
– М–м, да. У меня была инъекция в прошлом месяце…с тех пор, как я… с тех пор, как я решила… это сделать.
– Хорошо, – он прислонился спиной к стене.
Она снова беспокойно теребила свои пальцы. Проходили секунды, а ее язык, который обычно был, как у дерзкой сучки, словно прилип к задней стенке горла.
– Если я надену презерватив, вы особо не получите удовольствия. Латекс будет больно натирать вашу нежную плоть. Он менее гибкий, чем человеческая кожа, и без помощи моей естественной смазки, он принесет больше вреда.
О боже! Она могла чувствовать, как покалывает ее кожа. Казалось, что ее поры испускают пар, когда она слушала, как он говорил такие интимные вещи. Возбудилась ли она?! Да ну! Используя лишь слова, он заставил ее трепетать, словно внизу живота был миллион крыльев бабочек. Что за чувство!
– Конечно же, вы об этом знаете, правда?
Краснея, она прикусила нижнюю губу.
– М–м… – нет, она не знала.
Ни один мужчина никогда и близко не подходил к тому, чтобы прикоснуться к воротам ее сокровища. Она чуть не расхохоталась. Ее непорочность, казалась плохой шуткой, даже перед этим мужчиной, который хотел ее за пятьдесят миллионов долларов. Было очень стыдно!
Его глаза немного сузились.
– Ты не можешь быть настолько неопытной.
Ох, блин, он разочарован? Она украдкой на него взглянула из–под ресниц.
Он задумчиво на нее смотрел.
– Несомненно, ты трогала раньше мужской член? Делала минет?
Она ловила ртом воздух, глупо шокированная его прямотой. Но ее смущение сменилось обидой. На его лице был этот недоверчивый взгляд.
– Нет? Но ты же знаешь, как доставить себе удовольствие, да?
Ей хотелось провалиться под землю, она снова чувствовала себя чудачкой.
Джан покачал головой, глядя на нее, будто она была с другой планеты. Он провел пальцами по своим волосам.
– Dio, – сказал он себе под нос. Было ли это ругательством? [Прим. пер. – Dio с ит. яз. – Боже]
Она снова столкнулась со старой неуверенностью. Нелестные замечания ее бывших, брошенные ей из–за отказа отдать свою девственность. Неужели он тоже думал, что она странная?
Она расправила плечи и подняла подбородок, ее защитный механизм включился посредством мысленного пинка.
– Если вы разочарованы и не хотели бы этого, то можете снять свою ставку...
– Нет.
– Послушайте, я не…
Он встал и пошел к ней, сокращая дистанцию между ними. Медленно, он опустился перед ней на колени, их разделяло лишь тридцать сантиметров. Его колени терлись о пальцы ее ног. Его свежий древесный запах дразнил ее нос. Так мужественно. Так хорошо.
– Я хочу, твою девственность. Я буду твоим первым.
Он сказал это тихо, но с такой уверенностью, что разогнал ее неуверенность.
– Но у меня нет ...
Он положил свою руку поверх ее рук, лежащих на коленях. Первый контакт их кожи, заставил ее замереть на несколько секунд. Ее пульс участился еще сильнее. Он сжал ее руки, посылая электрические импульсы по ее организму.
– Ты это чувствуешь? – его голос был, как горячий, расплавленный темный шоколад, сильный и все еще нежный. Сладкий и греховный. – Наши энергии пульсируют в венах, подпитывая друг друга.
Она кивнула, не в силах говорить. Валенна держалась за руки со всеми своими бывшими, но ничего подобного ни разу не происходило. Тепло вырабатываемое касанием их кожи было таким интенсивным, что она хотела выдернуть свою руку из его хватки, и, не смотря на это, она желала, чтобы ее поглотило это тепло.
– Спасибо, что выбрала меня.
Она пялилась на него.
И она просто знала. Он был ТЕМ САМЫМ. Ее выбором. Мужчиной, которому она отдаст свою «вишенку».
Вопреки тому, что народ думал о ней, после того, как она выставила на аукцион свою девственность, она все ещё была такой же безнадежной, такой же романтичной, как и всегда.
Она ждала этой особой искры, этой необыкновенной химии, которую никогда раньше не чувствовала к мужчине. Она любила всех своих бывших, в определенной степени, но никто не разбудил ее чувственность настолько, чтобы заставить нарушить свой обет непорочности.
Но сейчас… Ох, сейчас… Ох, мать моя женщина!
Она ему улыбнулась, настоящей широкой улыбкой, выражающей радость и признательность ее сердца. Теперь ей не нужно будет делать свой выбор завтра. Она была рада, что он пришел увидеться с ней сегодня ночью.
– Пожалуйста.
И это произошло само собой.
Поцелуй.
Он наклонился к ней. Она наклонилась к нему.
Они встретились на половине пути.
Их губы соприкоснулись.
Красиво.
Неописуемо.
Это был самый нежный поцелуй. Он не спешил. Не был навязчивым. Не был требовательным.
Просто сладким. Очень сладким.
И трепет в ее сердцевине стал хуже… или лучше.
Это был идеальный поцелуй.
Когда их лица разделились, они глубоко и внимательно смотрели друг другу в глаза. Они оба улыбались. Словно разделили секрет или что–то подобное. И она не имела о нем ни малейшего представления.
– Я постараюсь это сделать приятным для тебя. Я обещаю, Piccola. [Прим. пер. – с ит. яз. – малышка]
Как он ее назвал? Это прозвучало мило и сладко.
– У меня нет больших надежд.
Он фыркнул от смеха, этот звук был таким сексуальным, что это по–особенному согрело ей сердце.
– Спасибо что не давишь на меня. Но я чувствую ответственность.
– Спасибо. Я постараюсь не быть плаксой.
Он ухмыльнулся и поцеловал ее. Снова.
Она была бомбой. Водородного типа.
Он был помешанным на контроле каждого аспекта своей жизни, но не этой ночью. Она уничтожала его здравый смысл, разбирала его хорошо отточенные защитные механизмы.
Всего лишь поцелуем.
И его было недостаточно. Ему нужно было снова ее попробовать. На самом деле ее попробовать.
Она была сладкой, на вкус ее губы были похожи на клубнику. Он любил клубнику, а когда он что–то любил, то обеспечивал себя бесперебойными поставками этого чего–то. Поэтому, у него была клубничная плантация.
Валенна Джонс заводила его двигатель быстрее и сильнее, чем любая другая женщина, которая у него раньше была, а у него их было много. Все они вылетели из его головы в тот момент, когда он поцеловал ее с таким сильным голодом, которого никогда раньше не чувствовал.
Ему нужно иметь бесконечный запас и этого тоже.
– Cara mia, ты так сладкая. [Прим. пер. – с ит. яз. – Cara mia – Моя дорогая]
Она прикусила свою нижнюю губу, а затем высунулся ее язык, чтобы жадно провести по ее верхней губе.
– Ты тоже.
Эта женщина знала, как свести с ума мужчину, но она выглядела невинной со своими большими глазами цвета виски и светло–медовыми волосами, обрамляющими ее красивое лицо, как водопад солнечного света.
Merda, она заставляла его поэтично говорить о ее чертовых волосах. [Прим. пер. – с ит. яз. – Merda – дерьмо]. Он не был странным, но ее волосы пахли, словно лавандовое поле летом в Тоскане.
Он терялся. В ее запахе. В ее вкусе. В ее мягкости.
И он был твердым. Таким твердым, что это причинило боль. Его член казался опухшим, словно воздушный шар, который надули сильнее, чем позволяла его вместимость.
Его редко посещало такое возбуждение. Он забыл, когда в последний раз был возбужден до такой степени. Это был тот вид похоти, который заставляет мужчину плакать, умолять и унижаться. Он бы умирал за такую боль. Каждый день.
– Валенна. Я хочу тебя.