Наконец-то я, казалось, обрела покой, и длилось это состояние много месяцев. Пока не появился Лука.
Наутро после того, как мне приснился первый сон, я долго лежал в кровати и думал. Рылся в памяти, пытаясь оживить образ девушки, но лицо ее словно спряталось от меня, скрылось в складках ночи.
— Что с тобой? — спросила мать, когда я наконец вышел на кухню.
— Да все нормально, — буркнул я в ответ.
Она обменялась быстрым взглядом с отцом, словно делясь с ним недоумением. Но он только пристально посмотрел мне в глаза. У меня дома молчание порой значило больше, чем самый пристрастный допрос.
— Просто приснился странный сон, — признался я.
Мать облегченно вздохнула, узнав, какая ерунда меня заботит, отец отхлебнул кофе.
— Мы с твоим отцом едем сегодня навестить друзей, — объявила она, чтобы поскорей сменить столь пустую и ничтожную тему.
С тех пор как папа вышел на пенсию, мама неустанно приискивала занятия, которые могли скрасить его досуг. Таскала его на выставки, в кино, возила во всевозможные «прелестные уголки», подтягивала друзей и знакомых, с которыми можно было бы приятно провести время. Отец на все соглашался. Ему нужны были какие-то новые ориентиры, он искал смысла в своей внезапной бездеятельности и доверялся жене, надеясь, что она поможет этот смысл найти.
Я, как обычно, опаздывал на работу. Метнулся к двери, затем вернулся, чтобы поцеловать родителей. Мама ласково погладила меня по щеке. Я крепко обнял ее и потом попрощался с отцом.
Весь день сон не шел у меня из головы. Я тосковал, меня томила какая-то неясная тревога. После работы, встретившись с Жошем и Хлоей в «Итальянском кафе», я засомневался, стоит ли делиться с ними своими мыслями. Я не очень-то склонен к откровениям, хотя эти двое — мои единственные настоящие друзья. По моему убеждению, все обстоятельства и события, связанные с любовью, дружбой и сексом, нужно переживать и обдумывать в одиночестве, это неотъемлемое свойство таких переживаний. Рассказав их кому-то, ты совершаешь предательство. Предаешь и себя, и другого человека, к тому же выплескиваешь в никуда все богатство сопутствующих ощущений и эмоций.
Жош поселился на нашем этаже три года назад и превратил свою двухкомнатную квартирку в мультимедийную студию. Жош был типичный программист: скрытный, замкнутый, социально неадаптированный, свободно общаться он мог в основном с помощью клавиатуры своего компьютера, а в реальной жизни изъяснялся жестами, междометиями и расхожими фразами, ритмом напоминающими цифровые коды, которыми он виртуозно пользовался в виртуальной реальности. Казалось, что он просыпается и живет полной жизнью, лишь приникнув к экрану компьютера — он проводил так пятнадцать часов в сутки. Когда же он отлипал от экрана и выходил во внешний мир, вид его не слишком располагал к знакомству: кому понравится длинноволосый мрачный тип, расхлябанный и растрепанный, с недоверчивым взглядом сонных глаз. Мы с Хлоей были, пожалуй, его единственной связью с внешним миром — а по словам Хлои, и последним препятствием на пути к аутизму.
Но мне нравилось, что он так молчалив и нерешителен, что каждое его слово в разговоре кажется обдуманным и взвешенным. Мы были слеплены из одного теста. Из такого делают молчунов, угрюмцев и социопатов.
Хлоя была полной его противоположностью. Это была единственная девушка, для которой выражение «Останемся друзьями», произнесенное во время разрыва в качестве некой паллиативной меры, предназначенной смягчить горечь расставания, обрело свой истинный смысл. Я познакомился с ней в университете. Волны длинных темных волос и зовущий взгляд темных глаз танцовщицы фламенко вмиг увлекли меня. Эта яркая, живая девушка, общительная и раскованная, не лезла за словом в карман и зачаровывала в университетском кафе многочисленных слушателей долгими тирадами, не стесняясь при этом в выражениях. Это не могло не привлечь моего внимания. В ней было все, чего не было во мне, и я решил, что она примирит меня с окружающим миром, станет мостиком между островком моего одиночества и бурлящим человеческим муравейником.
Мы были вместе месяца три. Мне они показались приятными, она, как призналась потом, чувствовала себя неважно. Если быть точным, одиннадцать недель я таскался за ней по выставкам и галереям, театрам и студенческим демонстрациям, стараясь подстроиться к бешеному ритму ее жизни. Я и не подозревал, что дни могут быть заполнены таким количеством разнообразных действий. Впрочем, она быстро поняла, что я всего лишь доброжелательный спутник, а большего от меня не добьешься, и решила со мной расстаться. Но, поскольку за время романа мы обнаружили некое родство душ, видеться мы не перестали. Со временем наша дружба только окрепла.