Начались перечисления заслуг. Отремонтированная больница, ещё несколько домов. Женский голос сменил мужской. На последних секундах видео к приехавшему в ту самую отремонтированную больницу подошла бабушка. Поблагодарила.
— Говорить о заслугах Ивана Градского можно долго, — голос за кадром. – Но давайте послушаем, что скажет он сам.
На секунду экран стал тёмным. Вдруг из колонок зазвучала странная музыка. В приглушённом свете мелькнула девушка с подносом и чёрный диван.
— Да срать я хотел на этих идиотов, — раздался над стадионом голос. – Меня бабки волнуют. Бабки и мой личный банковский счёт. Этот город – денежная жила. Вот это важно. А все эти нищеброды, которым вечно что-то нужно… Да пусть сгниют в своих халупах!
Глава 16.2
На стадионе не осталось ни одного человека, взгляд которого не был бы устремлён на мониторы. На несколько секунд повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь усиленным огромными колонками голосом мэра с фоном звучащими глумливыми смешками и музыкой. С места не двигались даже организаторы.
Наконец кто-то опомнился. Крикнул, чтобы видео остановили. Началась суета, трибуны гудели растревоженным ульем, и только Иван Градский стоял, глядя прямо на экраны. Видео прервалось не сразу. Последним, что услышала не только я, но и многочисленные гости, включая представителей СМИ, было:
— Этот дом престарелых маразматиков – бельмо на глазу. Уберу его, места там хватит для пары домов по реновации. Место, на котором стоят эти хрущёвки – лакомый кусочек. А лакомые кусочки я люблю.
В конечном итоге экраны потухли, но Градский смотрел всё туда же. Даже мне, ничего не смыслящей в политике, было ясно, что это финал. Крах не только карьеры, но и жизни в целом.
Остатки вафельного рожка стали тёплыми. Благо, пломбира в нём уже не было, иначе бы он потёк прямо на подол.
— Простите, — с кривой улыбкой заговорила в микрофон девушка. – Технический сбой. Видео мы посмотрели, теперь перейдём к тому, ради чего мы сегодня тут.
— Шоу состоится при любой погоде, — хмыкнул Дима.
Его рука легла мне на плечи. Я задрала голову и встретилась с ним взглядом.
— Это ведь ты, да?
Он усмехнулся уголком губ. Нутро моё сжалось. Даже брошенная в грязное болото бомба не смогла бы вызвать такого эффекта. Не переставая, щёлкали затворы фотокамер, учуявшие запах сенсации журналисты превратились в гончих, готовых загнать добычу, едва поводки будут спущены. Едва будет перерезана красная лента.
— Как понимаю, концерта не будет? – Я прижалась к мужу плечом. Повернулась к Платону. Он и представления не имел, свидетелем чего только что стал.
— Почему? Я же сказал – шоу состоится, — короткая пауза. – Во всех смыслах.
С постным выражением лица мэр взял ножницы. Щёлкнул лезвиями, и перерезанная лента упала красной змейкой. В этот момент он посмотрел прямо на нас.
Дима отсалютовал ему пустой бутылкой из-под газировки. Градский наверняка видел его жёсткую, жестокую усмешку. Но блеск глаз могла видеть только я. Холодный, обещающий гибель блеск.
— Он же так этого не оставит, — прошептала, с ужасом думая о том, что будет дальше. – Дим… Он же нас… тебя…
— Его больше нет, — муж заставил меня повернуться вполоборота. – Он проиграл, Ника. И проиграл на этот раз не битву – войну. – Замолчал, смотря на меня. Я не находила сил сказать хоть что-нибудь. Платон тянул меня за подол, а я, загипнотизированная, сидела, не шевелясь. – Не зря тебя назвали Никой, — Дмитрий погладил меня от запястья до локтя. Потихоньку сжал его. – Богиня победы… Нахрена мне быть Богом, если у меня есть своя собственная богиня? Ника, — по внутренней стороне локтя пальцами.
Я выдохнула. Кольцом сомкнувшуюся вокруг Градского толпу журналистов с трудом сдерживала его многочисленная охрана. В какой-то степени мне было даже жаль его.
— Вы можете прокомментировать видео, которое мы только что видели?
— Что вы можете сказать людям, голосовавшим за вас?
— Вам стыдно, Иван Николаевич?
Градский вместе с охраной с позором двигался к выходу со стадиона, а вслед ему неслись вопросы. Десятки вопросов, ответить на которые ему было нечего. Из колонок опять полилась музыка, на сцене появились двое – девушка и молодой человек.
— Ника, папа! – не выдержав, Платон соскользнул с места и встал прямо перед нами. Я придержала его, боясь, как бы он не оступился. – Когда уже начнётся?
— Так уже началось, — Дима показал ему на сцену.
Одетая в аккуратное бирюзовая платье девушка поприветствовала собравшихся. Часть зрителей потянулась к лестницам, другие остались на местах. Мы тоже остались.