— Я думала, она принесет нам успех, — проговорила я. — А мы даже не смогли научить ее нормально бить яйца.
У меня перехватило горло. Я чуть не разревелась. Мы ведь так много работали…
— Черт знает что, — пробормотал Гейтс.
И тогда Франсин подняла голову. Ее железный рот распахнулся, и откуда-то изнутри снова вырвался этот раздражающий смех.
— Урк! Урк! Урррк!
Я почувствовала, как меня охватывает бешенство. Взревев не своим голосом, я схватила Франсин за голову и оторвала ее!
Гейтс ахнул.
Дрожа от ярости, я держала голову перед собой. А смех не смолкал. Он звучал из головы у меня в руках.
— Урк! Уррррк! Уррк! Урк! Урк!
Гейтс зажал руками уши.
— Угомони ее! — завопил он. — Расколоти ее! Расколоти!
— Урк! Урк! Урк!
— Сдурел, что ли? — крикнула я. — Если расколочу, мы никогда не узнаем, почему она все это вытворяет!
В гараж влетел папа.
— Ну-ка выключи этот смех! — рявкнул он.
— Я… я не могу! — пролепетала я.
Папа выхватил у меня голову робота. Посмотрел на оборванные провода, болтающиеся под подбородком. Потом изо всех сил потряс ее.
— Урк! Урк! Урррррк!
Мерзкий звук наконец стих.
— Странно, — пробормотал папа, разглядывая голову.
— Она живая! Я знаю, она живая! — закричал Гейтс.
Папа усмехнулся:
— Уверен, есть объяснение куда лучше.
— Знаю, звучит как бред, — настаивал Гейтс, — но я прав. Она живая, даже без головы.
Папа пожал плечами.
— А я считаю, надо придерживаться науки. Мы не герои научной фантастики, понимаете?
— Надеюсь, что так, — вклинился в спор голос мамы. Обернувшись, я увидела, что она стоит в дверях кухни. — В наши дни роботы могут обрести недюжинный интеллект. В каком-то смысле они даже умеют думать самостоятельно. Но они не живые, Гейтс.
— Только в кино, — подхватил папа.
— Никто не программировал ее так противно смеяться, — возразил Гейтс.
— Ничего, разберемся, — сказала мама. — Роботы не смеются сами.
Я почла за лучшее промолчать. Не знала, что и думать. Это родителям легко придерживаться науки, они-то ученые. А я достаточно смотрела ужастиков, чтобы понять: иногда всякая жуть случается. И наука тут бессильна.
Папа вручил маме голову Франсин, а ее саму обхватил поперек туловища.
— У нас всех был тяжелый день, — сказал он. — Почему бы вам не подыскать себе занятие? Чтобы отвлечься от роботов и загадок.
— А вы что будете делать? — спросила я.
Мама придержала папе дверь, пока он заносил тело робота в дом.
— Разберем эту штуковину и исследуем каждый модуль и схему, пока не выясним, что с ней не так, — ответила она.
— А нам можно посмотреть? — спросила я.
— Нет. Извини. В нашей лаборатории слишком много секретных и хрупких вещей. Нельзя допустить заражения, дорогая.
— Заражения? — воскликнула я. — Так-то ты про нас думаешь? Мы вам что, типа микробы? Заразим вашу драгоценную лабораторию?
Папа засмеялся.
— Да. Вы нам «типа микробы». И никак иначе!
— Ха-ха, — закатила глаза я.
— Потерпи немножко, — сказала мама. — Это займет всего час. Самое большее. А потом мы поднимемся и расскажем, что обнаружили.
— Уж часик-то как-нибудь перетерпишь? — добавил папа. И, не дожидаясь ответа, скрылся в доме вместе с мамой. Дверь за ними захлопнулась.
Мы с Гейтсом долго смотрели друг на друга. Я вздохнула.
— Ну и что теперь будем делать?
Он пожал плечами:
— Есть охота.
Мы пошли на кухню, взяли по пакетику чипсов и еще сока. Миссис Бернард тормознула нас по дороге в гостиную.
— Не крошите мне, — предупредила она. — Только что прибралась там.
— Не беспокойтесь. Мы очень аккуратные чипсоеды, — заверила я ее.
Она хмыкнула и исчезла в кухне.
В гостиной мы развалились на кожаном зеленом диване и смотрели передачу про нападения акул. На канале «Дискавери» повторяли «акулью неделю», один из наших любимых выпусков.
Гейтс схрупал пригоршню чипсов. Я заметила крошки, рассыпанные по подушкам. Все-таки неаккуратный он чипсоед.
— Что бы ты делала, будь ты акулой? — спросил он.
— Укусила бы Розу Ромеро, — ответила я. — Тут и думать нечего.
Мы дружно расхохотались.
— Который час? — спросил Гейтс.
Я глянула на деревянные часы над каминном.
— Половина седьмого.