— А когда твои родители унесли Франсин вниз? Разве им не пора уже закончить?
— И правда, — согласилась я. — Что-то долго они… А говорили, часик.
Гейтс поднялся с дивана, осыпав ковер дождем крошек.
— Думаешь, что-то пошло не так?
— Да что не так-то могло пойти? — возразила я. — Делов-то, робота разобрать.
— Они обещали подняться и сказать, что обнаружили, — не унимался Гейтс.
— Надо, наверно, сходить проверить, — сдалась я и первой направилась к двери в подвал. Которая, как обычно, была закрыта.
Я взялась за ручку, но Гейтс удержал меня.
— Нам туда нельзя. Помнишь ваше семейное правило? Не входить к ним в лабораторию, пока не позовут.
— Тут чрезвычайная ситуация, — возразила я.
Взгляд его темных глаз встретился с моим.
— Чрезвычайная? Ну, это уж ты загнула. Я…
— Давай спустимся и посмотрим, что их задержало, — перебила я, снова взявшись за ручку двери. — Ну что может случиться?
— Ну-у… тебя под замок посадят до конца жизни.
— Подумаешь! — Повернув ручку, я отворила дверь и заглянула на лестницу. Деревянные ступеньки были узкими и крутыми. Единственный свет давала лампочка на стене.
На лестнице было жарко. Затаив дыхание, я пыталась расслышать внизу голоса родителей, чувствуя, как учащенно заколотилось сердце. Единственным звуком, который я слышала, было надрывное гудение кондиционера.
— Ну что, — прошептал Гейтс, слегка подтолкнув меня. — Веди давай. Мы только одним глазком.
Я ступила на лестницу. Первая же ступенька скрипнула у меня под ногой. Я остановилась и снова затаила дыхание.
Вдруг мама и папа услышали?
Снизу не доносилось ни звука.
Навалившись на перила, я спустилась на следующую ступеньку. Потом на следующую.
За спиной я слышала тяжелое дыхание Гейтса. Он тоже нервничал.
Мы преодолели уже половину лестницы. И по-прежнему не слышали никаких голосов. Ни звука, ни движения.
Может, окликнуть их?
Я открыла рот, но передумала.
Лаборатория родителей была отделена стеклянной стеной. Стеклянная дверь была закрыта. За нею горел свет, играя в стекле яркими бликами. Для работы родителям требуется много света.
Мы почти добрались до подножия лестницы. Я вглядывалась в сияние за стеклянной стеной, ожидая, когда глаза привыкнут.
И тут я увидела своих родителей.
Папа сидел на деревянном стуле. Сидел к нам спиной. Над ним склонилась мама, вытаскивая провода.
Провода?
Да. Я своими глазами видела. Не хотела им верить, но видела. Я крепко зажала ладонью рот, сдерживая рвущийся крик.
Квадратный лоскут кожи чуть выше папиной спины был отвернут. А мама возилась с толстой связкой проводов, торчавших из его шеи.
СЛЭППИ СНОВА ЗДЕСЬ
Ха-ха. Папаша Ливи — ученый. Это значит, что у него есть голова на плечах. Да вот вопрос: человеческая ли?
Неужели ее папка — действительно робот?
То-то он батарейки на завтрак трескает!
Не потому ли он орет «СБОЙ В СИСТЕМЕ!» всякий раз, как она его обнимает! Ха-ха-ха!
Ливи придется задать множество вопросов. Например: «Что ему подарить на День Отца? Новые батарейки или полировку для металла?»
Ха-ха-ха-ха-ха!
У меня перехватило дыхание. Гейтс охнул. Он споткнулся, сильно толкнув меня, и мы оба чуть не свалились с последних ступенек.
Схватившись за перила, я все-таки удержала равновесие. Открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука.
Гейтс схватил меня и развернул лицом к себе. Он поднес палец к губам:
— Тс-с-с-с-с.
— Почему? — прошептала я.
— А потому что это уж слишком, — прошипел он в ответ. — Если они нас увидят… если узнают, что мы знаем…
Мы снова посмотрели через стекло. Мама продолжала распутывать голубые и желтые провода, свисающие из папиной шеи.
«Этого не может быть, — думала я. — На самом деле так не бывает. Мой папа не робот!»
Может, это один из моих сверхреалистичных снов?
Я крепко зажмурилась и попыталась проснуться. Но… я и так не спала. К своему ужасу я окончательно поняла, что все это — не сон.
Я стояла, глядя на провода, тянущиеся из папы. Его голова висела. Весь он как-то наклонился вперед. Поскольку он сидел к нам спиной, я не могла видеть, открыты его глаза или закрыты.
Гейтс схватил меня за руку. И показал на вершину лестницы.
Я не сразу заставила свои ноги двигаться. Они так дрожали, что я боялась рухнуть на пол.