Несмотря на брак, Тьерри продолжал встречаться с Ландханге, от него у неё родился ребёнок.
Кристина знала о существовании Габи, однако думала, что их отношения закончились. Теперь же из анонимных телефонных звонков «доброжелателей» и рассказов знакомых ей стало известно всё.
Несмотря на то, что Кристина оплатила 22-миллионные долги своего четвёртого мужа, он неблагодарно намекал ей, что не мешало бы похудеть. Считают, что это он дал своей обрюзгшей супруге обидное прозвище «греческий танкер». При разводе Тьерри получил около 150 миллионов долларов отступных. Ходили слухи, что Кристина предлагала ещё десять миллионов, если он согласится зачать второго ребёнка. Но Тьерри был слишком поглощён своей подругой, шведской супермоделью, от которой у него к тому времени уже было двое детей.
Кристина и Тьерри расстались, но в их сердцах сохранились следы если не любви, то большой привязанности: цементировала их отношения любимая дочь Афина. Руссель постоянно приезжал к дочке, пытаясь при этом — правда, без особого вдохновения — снова завоевать доверие Кристины. Тем временем наследницу Аристотеля Онассиса — незаметно порой и для неё самой — всё глубже засасывало в трясину жизни: снова вернулись таблетки и алкоголь. По воскресеньям, впрочем, она — где бы и в каком бы состоянии ни была — посещала литургию в храме, исповедовалась, причащалась сама и причащала маленькую Афину. И это давало повод говорить, будто Кристина стала фанатически религиозной.
Её видели во многих православных храмах — в Лондоне, Кейптауне, Стамбуле, Ницце, Мельбурне…
Руссель вернулся к ней. Но было уже слишком поздно.
Ночью 17 ноября 1988 года Кристина возвратилась с вечеринки в гостиницу в Буэнос-Айресе (она приехала в Аргентину на короткое время) довольно поздно и поспешно поднялась к себе в номер, чтобы лечь спать. Однако позже произошло то, что привело служащих гостиницы в смятение: Кристина с наушниками «вокмен» на голове спускалась в холл — босоногая, едва одетая, хотя на улице уже было довольно холодно. Никто не знает, куда она ходила и что делала.
На следующий день приятельница Марина Додеро заехала за Кристиной в гостиницу на машине и увезла её с неразлучной спутницей Элен Сиро к себе на виллу в 37 километрах от Буэнос-Айреса. Вечером, когда компания устроила у бассейна ужин, Кристина, казалось, потеряла аппетит. Затем она сказала, что ей холодно, и пошла спать.
На следующее утро Кристину нашли мёртвой: обнажённая, она лежала в ванной. Никаких внешних следов насилия и каких-либо других свидетельств её убийства замечено не было. После осмотра врачи заявили об отёке лёгких в тяжёлой форме. Был найден пустой пузырёк со снотворным. Руссель поспешил в Буэнос-Айрес, чтобы перевезти тело Кристины на Скорпиос, который уже стал островом-мавзолеем. Он дал себе клятву сохранить хотя бы маленькую Афину, если ему не удалось спасти Кристину.
…В 1990-х, редакторствуя в журнале Русского географического общества «Путешественник» и оказавшись на островах в Греции, я осведомился у президента фонда Онассиса и бывшего близкого друга легендарного судовладельца Стелиоса Пападимитриу: как они отнеслись к браку Кристины с неказистым советским служащим? Даже если допустить, что Каузов вовсе не был чекистом, а просто ускользнул, прополз по «росе», как угорь?
— Конечно, — ответил он, — нам это не могло понравиться. Ведь Аристотель Сократес Онассис был патриотом до мозга костей и хотел, чтобы его империя управлялась греками. Он прямо указал на это в своём завещании.
Для Марии Каллас жизнь без Аристотеля, предавшего её, а в 1970-х досаждавшего предложениями руки и сердца, утратила смысл. (Когда Онассис умер в марте 1975 года, она сказала: «Ничего больше не имеет значения, потому что ничего никогда не будет так, как было… Без него».)
В 1970 году вышел фильм Пазолини «Медея» с Каллас в заглавной роли — поразительной заглавной роли, в которой Мария не произносит почти ни слова! Но, как писала критика, «ближе к середине становится очевидным, в чём достоинство этого фильма — Медея. Марии Каллас без слов удалось воплотить в этом образе всё то, что было заложено в нём изначально — высочайшая трагедия покинутой женщины. Фильм держится на Медее, а всё остальное — костюмы, герои, имена, лица тут же забываются после просмотра… Но Мария Каллас остаётся… Уже немолодая и не красавица, Каллас сумела, лишившись своего главного козыря — гениального голоса, — передать трагедию Медеи и сделать волшебницу из Колхиды… живой женщиной. Актрисе удалось вызвать сопереживание персонажу, которому, казалось бы, нет оправдания».