В ушах звенело, так что Гарри едва слышал других парней. Он понятия не имел, как они звучали вместе, но, если микрофон Гарри не был тайно выключен, это не могло быть хорошо.
Он надеялся улизнуть на какую-нибудь секретную репетицию в течение дня, но в перерывах между тем, как его возили туда-сюда, чтобы дать интервью и снять фрагменты фильма, а затем уложить волосы и проверить гардероб, не оставалось времени. Но учитывая, насколько плохо было сегодня, он не уверен, что это вообще имело бы смысл.
Знакомая тяжесть руки Лиама легла ему на плечо, вырывая из мыслей. Гарри сделал глубокий вдох и заставил себя сосредоточиться.
Несмотря ни на что, Луис Уолш все еще говорил:
— Я думаю, что вы следующая большая поп-группа.
Данни, которая прекрасно знала, что не они выбирают песни, сказала:
— Я не уверена, что вам нравится P!nk.
Саймон мрачно на нее посмотрел. Шерил засмеялась и перебросила свои длинные рыжие волосы через плечо.
Затем Коуэлл повернулся к ним и похвалил за готовность сменить песню в последний момент.
Как только судьи закончили препираться, Дермот вернулся к ним на сцену и спросил, что они думают о своей песне. Лиам ответил так уверенно, что можно было подумать, будто он учился этому много лет.
Потом Дермот вспомнил их поход по магазинам.
Гарри уже видел ролик с бледным и испуганным Найлом, его показывали перед выступлением. Видел себя, юного Гарри Стайлса, защищавшего Хорана от толпы. Он не помнил, чтобы это было в прошлый раз, и жалел, что так стало сейчас.
— Так вот, ты, кажется, больше всех был ошеломлен толпой, это правда? — спросил Дермот, направляя микрофон к Найлу. Гарри обнял Лиама, чтобы сжать плечо Найла, но он просто добродушно рассмеялся.
— Наверное, у меня клаустрофобия. Но Гарри защитил меня.
Дермот тоже засмеялся.
— Мы это видели. Гарри, а ты чувствовал себя как дома среди этого безумия, не так ли?
— Он привык к этому с Чешира, верно? — Луи лукаво улыбнулся. — Наш Гарри — популярный парень.
Остальные засмеялись, а Гарри, невольно сдерживая улыбку, наклонил голову, чтобы привлечь внимание Луи.
— Ну что, Гарри, это правда? — Дермот держал микрофон перед ним.
— Конечно. Мои мама и сестра всегда просят у меня автограф, — сказал он, усмехаясь зрителям. Затем он вернулся к своим обычным фразочкам. — Но было правда замечательно встретиться там со всеми вами. Вы — причина, по которой мы здесь, на этой сцене, и мы любим каждого из вас.
Толпа ликовала, и он помахал в ответ.
Позже, когда Гарри хватался за все подряд, чтобы отвлечься от своего неудачного выступления, он заметил Ребекку Фергюсон, стоявшую рядом.
— Ты была великолепна, — наклонился к ней он.
Ребекка с красной помадой на губах застенчиво улыбнулась и прошептала «спасибо».
— Кроме того, — честно добавил Гарри, — я немного влюблен в твое платье от Джессики Рэббит.
— Тебе не кажется, что это слишком? — прошептала она.
— Никогда, — пообещал Гарри. Ему годами не разрешали с ней разговаривать. Он и забыл, какой тихой и застенчивой она была когда-то. Через несколько лет она станет храбрее любого из них.
Ребекка хихикнула, а Гарри собирался спросить, как поживают ее дети, когда Конни пошла через сцену в их сторону.
Потому что, да, они все еще снимали.
— Ребята, вы же знаете, что мы получаем много писем о вас, — сказал Конни с дерзкой ухмылкой. — Просто ответьте «да» или «нет» на следующий вопрос: у вас есть девушки?
Сначала она протянула микрофон Гарри. В тысячный раз за свою жизнь он ответил:
— Нет.
Потом Зейн:
— Нет.
И Найл:
— Нет.
И Лиам:
— Нет.
И Луи:
— Да.
Гарри резко обернулся и посмотрел на Луи поверх голов парней. У него мягкие волосы, и он такой милый в тонком шарфе и кардигане, он улыбался Конни и понятия не имел, что только что разбил Гарри сердце.
Он тысячу раз слышал, как Луи отвечал «да». Но не так, как он произнес это сейчас. Не так искренне. Не так громко и четко, как будто он этим гордился.
Они на сцене перед радостно кричащей толпой, и судьи все еще на своих местах, и Гарри совершенно не готов вспомнить Хизер.
Он все еще смотрел на Луи, так что даже не заметил Конни, когда она вернулась к ним от Belle Amie.
— Ребята, правильно ли сказал Луис Уолш? Вы чувствуете, что вы фавориты Саймона и он игнорирует другую свою группу?
— Конечно, нет, — с запозданием солгал Гарри.
Следующим вечером они вернулись в Fountain Studios. Сегодня воскресенье, день оглашения результатов… Гарри скатился вниз по стене. Он прижал колени к груди, держа в руке мобильник; большой палец нависал над номером Джеммы.
Наружная дверь была распахнута и подперта мусорным баком, и Гарри слышал, как Шерил пела свой новый сингл; звук доносился из-за кулис искаженным.
Трудно выделить что-то одно, что помогло ему не потеряться в этом хаосе.
Это просто… Это то, что Дэвид Кэмерон все еще премьер-министр. То, что Гарри на сцене Fountain Studios, в то время как она много лет была закрыта. То, что половины плейлистов на его iPod не хватает, потому что тех песен еще не существовало.
Это отсутствие на его втором концерте в Мэдисон-сквер-гарден. Это то, что он подвел тридцать тысяч человек, которые купили билеты, чтобы увидеть его.
Это One Direction, распродающая несколько международных туров на стадионах, но теперь не знающая, пройдет ли до конца «Х-Фактора». Он не знал, испортил ли он все.
Это незнание правил. Незнание, что он должен изменить, а что нет. Незнание, что и кому ему позволено говорить. Незнание, как долго это продлится.
Это неумение хранить собственные секреты, ненависть к вранью и необходимость скрываться от парней, которые когда-то были его лучшими друзьями.
Это делить спальное место с парнем, с которым не разговаривал два года, с парнем, который понятия не имеет, что он любовь всей гребаной жизни Гарри.
Должно быть, он нажал на кнопку, потому что услышал, как на другом конце провода идут гудки. Он прижал телефон к уху и потер глаза.
— Гарри?
— Эм. Привет.
— С тобой все в порядке? — поинтересовалась Джемма. — Разве ты не должен быть на концерте?
— Шерил все еще поет, — сказал Стайлс, хотя в этом не было необходимости. Потому что он слышал ее по телевизору Джеммы на заднем плане и одновременно слышал ее вживую другим ухом.
— У тебя начинается паническая атака, Гарри? — Ее голос смягчился. — Мне жаль, что я не смогла приехать в эти выходные. Но вы, ребята, были великолепны. Нет ни единого шанса, что вы не пройдете дальше, и тогда я смогу приехать.
— Нет, это не она. — И тут Гарри проговорился: — Мне двадцать четыре года в шестнадцатилетнем теле.
— Что?
— Мне двадцать четыре…
— Слушай, может, тебе лучше сразу перейти к сути шутки? Потому что ты говоришь довольно медленно, знаешь, и ты должен быть на сцене с минуты на минуту.
— Это не шутка, Джемс. То есть я знаю, что ты мне не поверишь, но я просто побеспокою маму, если позвоню ей, а мне больше не с кем поговорить.
— Ты действительно расстроен, — сказала она.
— Да. — Он потер пальцами глаза. — Не знаю, что и сказать. Я знаю, что путешествия во времени нереальны, верно? Но я также знаю, что мне двадцать четыре и я лег спать в Нью-Йорке три дня назад. А сейчас 2010 год, мне шестнадцать, и я снова на «Х-Факторе».
Наступила пауза. А потом:
— Гарри?
— Да?
— Ты прав. Я тебе не верю.
Гарри издал полубезумный смешок.
— Да, спасибо, Джемс.
— Я тебе не верю, и мы поговорим об этом позже, хорошо? — сказала она. — Но я слышу, что ты расстроен, так что, может быть, я просто притворюсь, что я поверила, и ты скажешь, что я могу сделать, чтобы помочь тебе выйти на сцену?
Песня Шерил закончилась, и Гарри услышал, как по телевизору у Джеммы началась реклама.