- Господин Фел Дунла, - прочел Гаран, беря записку, лежавшую перед ним на столе.
- Совершенно верно, - улыбнулся молодой человек.
- Вероятно, вы подозреваете, зачем я вас вызвал ...
- Нет, - ответил Дунла.
Председатель откинулся на спинку кресла. Его взгляд стал суровым.
- Как давно вы работаете у нас?
- Уже два года.
- Есть у вас какие-нибудь претензии?
- Как вам сказать? .. Если бы можно было заменить центрифугу...
- Бросьте вы центрифугу... Я спрашиваю, есть ли у вас лично какие-нибудь претензии?
Молодой человек сделал неопределенный жест, который мог означать что угодно.
- Хорошо. Начиная с сегодняшнего дня ваше жалование увеличивается вдвое.
Удивленный, Дунла распрямился в кресле.
- Благодарю вас, но я не понимаю, чему ...
- Скажем, что это - за изобретение препаратов Бонвис и Синевис, которые, кажется, пользуются успехом у покупателей. -Гаран улыбнулся, но улыбка не осветила его лицо. -Кстати, мне сказали, что вы сыграли важную роль в уточнении формул ...
- Это верно, я занимался рефлексами мозга и процессами, регламентирующими вегетативную деятельность. Вообще...
Президент поднял руку - жест, выражающий снисходительность. Фел, недоумевая, решил было, что это означает конец аудиенции.
- Еще раз благодарю, - сказал он, слегка склоняясь вперед всем туловищем, что можно было принять за прощальное приветствие.
- А, этого слишком мало?.. Хорошо. Сколько?
Дунле показалось, что он плохо расслышал: губы импозантного господина, холодно смотревшего на него, почти не двигались.
- Это ... снова о деньгах? - спросил он удивленно.
И тут Гаран впервые позволил себе выразить нетерпение.
- А o чем же? Я прекрасно понимаю, как обстоят дела и не имею ни малейшего возражения. Вы что-то открыли и, естественно, хотите получить за ваш труд как можно больше. Я с этим вполне согласен. Итак, сколько же?
Голубые глаза Фела выразили смущенное недоумение.
- Да, но ... за эти два препарата, как мне кажется ... удвоение зарплаты...
- Господин Дунла, - взорвался президент, - мое терпение на исходе, и будьте уверены, что так вы ничего не добьетесь. Вы меня не знаете...-Гаран вдруг улыбнулся той же ледяной улыбкой и продолжал с деланным спокойствием, сквозь которое прорывалась ирония и желание заставить собеседника понять его мысль: -Я ведь сказал ясно: увеличение жалования имеет причиной, скажем, открытие тех двух препаратов ... Но мы оба прекрасно знаем, что, по сути, речь идет о чем-то совсем другом. Об этом другом я и спрашиваю вас причем советую вам отказаться от наигранной наивности, которая не производит на меня ни малейшего впечатления - сколько?
- Ах, речь идет о другом...
- Представьте себе... - процедил Гаран.
Фел явно смутился. Его руки мучили красную кожу кресла, взгляд не отрывался от пепельницы на столе.
- Я не понимаю, как вы могли узнать, но если речь идет об Онейросе[Онейрос - по-гречески Сон. ]... - пробормотал он наконец.
Он казался гимназистом, которого пробирают за какую-то проделку.
- Онейрос? - снова иронически воскликнул Гаран.
- Значит, у него уже есть и название! Может быть, у вас в кармане лежит и патент.
-У меня?... Нет, я об этом и не подумал ...
- Прекрасно, - решил президент. - Мы запатентуем его на имя заводов Гар энд Гу.
Но молодой человек, уже оправился от волнения, и слабая улыбка вдруг украсила его худое остроносое лицо.
- Вы что же, думаете, что счастье можно запатентовать?
Гаран уже собирался ответить, но, вовремя проглотив готовые сорваться с его уст слова, вопросительно посмотрел на сидевшего напротив него молодого человека.
- Знаете, - сказал он наконец, - Я не пойму ... может, вы и в самом деле наивный человек? Или просто сумасшедший?
- Потому что говорю о счастье?
Его улыбка определилась и уже не выдавала ни тени смущения. Мало того, на лице молодого человека, где-то в уголках губ, Гаран обнаружил тень злорадства.
- Счастье, - процедил председатель сквозь зубы.
- Вас пугает это слово? Меня - нет. Меня пугает боль, недоверие, злоба...
- М-да ... - сказал Гаран. - А в пятнадцать лет вы, несомненно, писали стихи ...
- И они были полны утраченных иллюзий и призывов к самоубийству, засмеялся Фел.
- Вы сильно продвинулись, - сухо констатировал его собеседник. Теперь вы просто призываете к самоубийству. Вы убиваете!
Возмущенный, молодой человек вскочил на ноги.
Ни следа улыбки не читалось больше на его лице, и кроткая голубизна глаз получила металлический отблеск.
- Что это за шутки?
- Понимаю, - спокойно сказал Гаран. - Не совсем наивный, не вполне сумасшедший. Но бессознательный и тем опасный.
- Господин председатель!..
- Распределитель счастья! Разумеется, дарового. Благодетель - пока в узком радиусе. В рамках одной столицы. Но потом... надеюсь, вы мыслите крупными масштабами, не так ли? Потом счастье распространится на всю страну, на весь континент, на весь мир...
- Да, представьте себе! - воскликнул Дупла. - Именно так! Ваша ирония и скептицизм меня не трогают. Впрочем, я уверен, что вы и сами чувствовали себя в последние дни более добрым, более щедрым, как...
- Ошибаетесь, - прервал его Гаран. - Меня не было в Терезии. И это позволило мне остаться трезвым.
- Несмягченным - хотите вы сказать.
- Нет, я хочу сказать - трезвым. Поверьте мне, обычно я знаю, что говорю... В этом мире ничто нельзя получить из ничего, и вы, как ученый, лучше меня должны знать закон Лавуазье. Все превращается, говорят химики. Все оплачивается, говорим мы. Все, господин изобретатель, от шнурка для ботинок до счастья. То, что не оплачено, - украдено. А общество защищается от воров, даже если эти воры - нового, необычного типа, даже если они крадут не материальные блага, а счастье!
Пораженный, Фел снова откинулся на спинку кресла.
- Странный образ мыслей, - сказал он тихо, словно самому себе. -Ведь счастье нельзя измерить или взвесить. Подобно жизни и смерти, счастье бесконечно.
Давая его кому-нибудь, вы не крадете его у другого ...
- Вы опьянели от холодной воды, господин философ, - спокойно произнес Гаран. - И обманываете сами себя, используя пустые слова. Счастье... Прекрасное название для вещи, которая не существует! Покажите мне счастливого человека. Когда вы были маленьким, вам, конечно, рассказывали сказку о "рубашке счастливчика", но, как видно, вы не запомнили ее мораль. Или вы хотите превратить человечество в отупевшую орду, неспособную к работе и слоняющуюся без дела весь божий день?... Нет, господин Дунла, речь идет не о счастье. Ваше изобретение просто подрывает инстинкт самосохранения! И самое плохое в этом то, что кража скрыта, завуалирована, и сам обворованный не замечает, что с ним сделали. Понимаете?