Гусев поднялся на второй этаж. Здесь еще с ночи хозяйничали артиллеристы. Надо же ухитриться – вташили сюда орудия! Говорят, что лучшей позиции не найти. Прямо из комнат, через окна, можно бить по рейхстагу! Гусев усмехнулся: бессильными показались ему малокалиберные орудия против стен двухметровой толщины. Артиллеристы, угадав мысли старшего лейтенанта, уточнили:
– Мы бьем по окнам и бойницам!
Здесь же находился и лейтенант Сорокин с батареей противотанковых орудий. Гусев спросил, что он собирается делать со своими расчетами. Сорокин ответил:
– Мы и в рейхстаг с сорокапятками придем.
В подвале Бодров обмундировывал новичков. Каждого оглядывал со всех сторон, присматривался, как сидит на нем гимнастерка, впору ли ботинки.
– Ускоряй, Федор Алексеевич. Не на парад собираешь!
Но у Бодрова на этот счет свои взгляды.
– Это же важнее всякого парада – штурм рейхстага! Увидев фуражку на недавно освобожденном из лагеря Иване Прыгунове, проговорил:
– Ты все еще в ней? Экий же упрямец! Ты же мишень, понимаешь, мишень!
– Не страшно мне, Федор Алексеевич. Два года я мишенью в лагере был, – смеясь, ответил солдат, чувствовавший себя среди новичков бывалым.
Таким же узником лагерей смерти был и Николай Бык, пришедший в батальон у Кунерсдорфа.
В 1942 году подростком фашисты угнали его в Германию. Лагерь находился километрах в восьмидесяти от Берлина. Тяжело прошел год. Вместе с другом решил бежать. Незаметно разрезали колючую проволоку и ушли. Бродили по лесам, питались чем попало и были счастливы. А через две недели их поймали. Били резиновой палкой с железным прутом внутри.
– Я выжил, а Володя умер под ударами…
Пятницкий взглянул в застланные слезами глаза парня и вспомнил свое недавнее прошлое.
– А моего дружка собаками затравили, гады… – Петр скрипнул зубами. После продолжительной паузы спросил: – Ну а дальше как было?
– В другой лагерь перевели меня, но я и оттуда сбежал. Опять поймали, избили до полусмерти. В марте услыхал, что Красная Армия Одер перешла, и в третий раз убежал. Целый месяц по лесам бродил, пока своих встретил. Поверите, в одну минуту про все невзгоды забыл.
– Это мне знакомо. Молодец ты! – одобрительно проговорил Пятницкий.
– Почему после освобождения из лагеря не отправились домой? – спросил Гусев одного новичка.
– Я хочу возвратиться домой не из рабства, а с войны, – с достоинством ответил тот. – Чтобы никто не смог меня упрекнуть.
Новички согласно поддакивали.
Они окружили старшего лейтенанта, прислушиваясь к тому, что тот говорил. А он стал показывать им, как вставлять капсюль в гранату, как держать ее на предохранительном кольце, как метко бросать в противника.
– Вешайте их на пояс побольше, штук по десять – двенадцать. Понадобится эта карманная артиллерия в рейхстаге.
2
Из всех документов, поступающих в политотдел, самыми волнующими были заявления о приеме в партию. Читая их, майор Зенкин – секретарь дивизионной парт-комиссий – испытывает чувство гордости за советских воинов, будто то волнение, с которым писались заявления, передается ему.
Вспоминает самое трудное время войны, когда большинство заявлений начиналось словами: «Если погибну, прошу считать коммунистом». Глубокий оптимизм воинов, верящих в бессмертие идей партии, заключен в этой фразе.
Невиданный прилив заявлений вызвали ленинские дни. Много их было подано перед вступлением на окраины Берлина, во время борьбы за очищение политической тюрьмы Моабит, перед броском в центральный сектор через Шпрее, В заявлениях гордое заверение: «Буду счастлив в юбилей вождя вступить в созданную им партию», «Желаю идти на рейхстаг коммунистом» или «Последний оплот фашизма хочу брать будучи в рядах родной партии».
Потери коммунистов, идущих впереди, сейчас велики, но на место павших становятся новые. Чем-то это напоминает время, когда умер Ленин и ЦК объявил ленинский набор в партию, на который откликнулись тысячи и тысячи рабочих и крестьян.
Надо поскорее удовлетворить заветное желание бойцов, и лучше всего сделать это в центральном секторе Берлина. Часть членов парткомиссии уже там, в рядах штурмующих, остальные скоро должны перейти по мосту. Майор задумался, где провести заседание. Передовая позиция сейчас в доме министерства внутренних дел, но уж больно осквернено это здание гитлеровскими головорезами. Зашел посоветоваться к начподиву Артюхову.