Переводчик Душинский повторял эти слова по-немецки.
Из метро навстречу Сьянову и его сопровождающим вышел немецкий офицер с группой солдат. Шагах в десяти остановился и предложил сдать оружие.
– Парламентеры ходят без оружия.
«Должно быть, так принято», – подумал Илья.
– Мы готовы оставить здесь оружие, но требуем его сохранности, – ответил он.
Немец заверил, что оружие будет возвращено. Соколовский и Дерягин пожали руку старшему сержанту:
– Мы будем ждать тебя здесь. В случае чего – сигналь.
Сьянов и Дужинский вошли в метро. Пока сдавали оружие, Илья успел заметить, как скривился немецкий офицер, разглядев, кто перед ним. «Наверное, инструктаж получил насчет генерала. Черт с тобой, кривись. Мне от этого не жарко, не холодно».
По туннелю шли молча. Должно быть, позади остался целый километр, когда офицер, заглянув в бункер, с кем-то поговорил и пошел дальше. Через несколько минут что-то спросил в другом бункере и опять двинулся вперед. Сьянов остановился:
– Дальше не пойду.
Немецкий офицер объяснил, что не может найти командование сектора, а без него вести переговоры никто не уполномочен.
– Переведи, Дужинский: искать ваше начальство мы не намерены. Не мы их, а они нас пусть ищут.
У гитлеровца заходили желваки, но он сдержал себя. Попытался уговорить:
– Айн момент…
– Ни одного момента больше. Соблаговолите выделить мне охрану! – отрезал Илья и, повернувшись, пошел назад.
За спиной забегали, застучали дверьми, но Сьянов только ускорил шаг.
Вскоре раздались крики, Дужинский перевел:
– Просят остановиться.
Сьянов обернулся. К нему подходили несколько офицеров и генералов. Вид у всех подавленный.
– Господин… – произнес один из генералов и остановился, уставившись на погоны.
– Старший сержант, – подсказал Сьянов.
И когда генерал назвал его по званию, с усмешкой подумал: «Вот так-то лучше. Гнись, фашистский генерал, перед советским сержантом!»
– Гарнизон рейхстага готов капитулировать, – выдавил генерал и опустил глаза.
– Не просто капитулировать, а безоговорочно, – уточнил Сьянов и оглядел собравшихся.
Было видно, что поправка им явно не по душе. Многие не могли скрыть своей ненависти. Еще бы – самые ярые нацисты и отпетые эсэсовцы забились сюда. Генерал кивнул в знак согласия. Э нет, так не пройдет.
– Вам понятно? – твердо переспросил Сьянов.
Генерал вынужден был повторить:
– Безоговорочно капитулировать, господин сержант.
– Старший сержант, – уточнил Илья и заметил, как злобно сверкнули глаза у врагов… – Объявляю порядок сдачи оружия и выхода наверх…
Вытянув шею, гитлеровцы внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова. Слушали переводчика, а смотрели на подтянутого сержанта.
Закончив объяснение, Илья решил идти к своим, но генерал обеспокоенно проговорил:
– Господин старший сержант, мы хотели бы следовать за вами. Во избежание недоразумений.
«А, трусите, за мою спину хотите укрыться». – Для пущей важности вынул часы. Стрелка подходила к шести, а он обещал к этому времени вернуться.
– Что ж, придется задержаться, – сказал наконец. – Стройте колонну, генерал! Оружие разрядить!
И стал смотреть, как подгоняемые начальниками фашистские вояки, клацая затворами, торопливо занимали места в строю.
В пути генерал сообщил, что гарнизон получил по радио приказ командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга – немедленно прекратить сопротивление.
Глядя на генерала, Сьянов понял, что тот хочет подчеркнуть, что они солдаты: воевали по приказу и сложили оружие тоже по приказу.
– И Вейдлингу, и вам ничего другого не оставалось: ваша армия разбита, – заключил старший сержант.
Генерал опустил голову. Удивительно, как притихли эти отпетые головорезы! По шпалам идут, а шагов почти не слышно, овечками выглядят. Скорее их вытаскивать на свет божий надо. И старший сержант ускорил шаг.
Доложил Соколовскому:
– Товарищ майор, остатки гитлеровского гарнизона, скрывавшиеся под землей, безоговорочно капитулировали. Где прикажете складывать разряженное оружие?
Из метро показались первые пленные.
– Оружие сложить здесь, – указал Соколовский место у стены рейхстага.
Дужинский перевел, и немцы, не нарушая строя, стали аккуратно класть на землю пистолеты. Штабель рос на глазах.
Сьянов поспешил к своей роте в рейхстаг, из подвалов которого тоже выходили капитулировавшие немцы. Все говорило о том, что не сегодня, так завтра наступит долгожданный мир. И Сьянов со счастливой улыбкой вдруг осознал, что ему пришлось быть едва ли не последним парламентером Великой Отечественной войны.