Более откровенные связи налаживались пока только между женщинами. Вон немки окружили наших врачей Раису Калмыкову, Анну Кокоулину и Татьяну Фролову, обнимают, со слезами говорят: «Мы очень рады, что наконец-то кончилась война, кончилось кровопролитие. Во всем виноват Гитлер – тысячу поклятий ему! Может, теперь хоть кто вернется домой из наших мужчин».
Бодров рассуждал про себя: «Что же ты хочешь, немцев много лет оболванивали, разве сразу они откроют свою душу? С них еще смертный страх не слетел, сомневаются: может, фашисты и взаправду говорили, что русские станут мстить всем немцам».
И он переходил от одной группы к другой, пока в центре Королевской площади не столкнулся с людьми в арестантской одежде. Запрокинув голову, обмениваясь короткими репликами, они растроганно смотрели на реющее над куполом рейхстага Красное знамя.
Слабых поддерживали под руки. Все обрадовались, когда с ними заговорил русский солдат. «Гутен таг, товарищ», – вразнобой ответили на приветствие.
Не все понял Бодров. Но смысл разговора улавливал: речь шла о Знамени. «Роте фане, роте фане», – повторяли они со слезами на глазах, указывая на купол рейхстага. Как бы поточнее узнать, что говорят эти люди?
Он останавливал наших солдат, спрашивал, не знает ли кто немецкого языка. Посчастливилось: попался такой боец.
– Они говорят, – начал переводить тот, – что счастливы, дожив до дня освобождения, говорят, что Красное знамя – это их знамя.
– Скажи им: я тоже счастлив. Верил, что есть в Германии настоящие люди. И не ошибся. А раз так, стало быть, и Германия настоящей будет. Значит, наша кровь пролита не зря… Спроси, откуда они, нет ли среди них таких, которые братались с русскими в семнадцатом.
Оказалось, это бывшие узники Моабита. Один из них, Пауль, братался с русскими на Юго-Западном фронте. Пусть не там, где братался с немцами Бодров, но он пожал ему руку как старому знакомому и засуетился, желая угостить этих многострадальных людей, но те отрицательно замахали руками: они поели чуть-чуть, сразу много нельзя. Можно заболеть. Правильно. После голода на пищу набрасываться опасно. Сахар бы кстати оказался, Бодров полез в карманы, но, увы, они были пусты. Все роздал ребятишкам. Вспомнил о шоколаде и торопливо раскрыл брезентовую сумку. Берег гостинец, добытый в бою у Шнайдемюля, для домашних.
– Пожалуйста, битте!
Не сразу взяли немцы, будто догадались, для кого предназначались плитки шоколада. Но русский солдат просил уж очень настойчиво.
Обнявшись, дружно выкрикивали: «Фройндшафт!», «Рот фронт!» Потом запели «Смело, товарищи, в ногу», песню, с которой Бодров еще при царе ходил на демонстрации, штурмовал Зимний, воевал с интервентами.
Песню подхватили, и слились в ней русские слова о немецкими.
«Братский союз…» Эх, если бы на всех языках простой люд запел:
Какая б счастливая жизнь была на земле!
В глубоком волнении Федор Алексеевич возвращался в рейхстаг.
По ступенькам навстречу шел Гусев. Бодров радостно воскликнул:
– Встретил, Кузьма Владимирович, встретил! – Заметил недоумение на лице старшего лейтенанта и пояснил: – Всю войну искал «братыша», а только сегодня встретил… Вы знаете, Кузьма Владимирович, о чем я думаю? О будущем большом празднике. Скажем, сорокалетие или пятидесятилетие Советской власти. В Москве три знамени вынесут: одно – со словом «Революция», с ним штурмовали Зимний, другое – с надписью «Победа», вот это. – Бодров указал на купол рейхстага. – А на третьем чтоб сияло слово «Коммунизм».
Взволнованные, они смотрели на Красное знамя, сияющее в голубом весеннем небе над решетчатым куполом рейхстага как торжественный венец великой Победы.
Советские войска, взявшие Берлин, готовились к параду. Дело оказалось не из легких. Солдаты давно не ходили строем, а новички и вовсе не бывали на парадах. Волновались. Как-то получится? Надо пройти так, чтоб «у неба звенело в ухе», печатать шаг не хуже слушателей военных академий.
Расправив плечи, гордо вскинув голову, в новеньком обмундировании, маршировали воины батальона Неустроева. И столько было достоинства на их лицах, молодцеватости в осанке, что все это с лихвой компенсировало недостатки строевой слаженности. Впереди четко отбивали шаг Неустроез, Ярупов, Гусев, Сьянов.
Смотри, Берлин, по твоей площади идут солдаты нового мира. Идут освободители Европы!
Потом в рейхстаг прибыл командующий фронтом Г. К. Жуков. У парадного входа застыл строй участников штурма. Каждому из них маршал пожал руку. Долго разглядывал колонны, стены, густо исписанные мелом, углем, цветными карандашами, штыками и даже кровью: «Ленинград – Берлин»; «Мы из колхоза «Рязань». Суховерхов!»; «Керчь – Сталинград – Берлин. Зверев»; «Выла в Берлине. Галя Джаши из Тбилиси»; «Мы пришли с мечом в Берлин, чтобы навсегда отучить немцев от меча»; «За кровь отца. Ивченко»; «Москва – Берлин. Неупокоев»; «Слава русскому народу»; «Айрапетов из Баку»; «Русские в Берлине бывали!»