– Ага, – хмыкнула медноволосая, плавно разворачиваясь. – Сам он доберётся. А потом спасай его опять. Сейчас долетим, только чуть вбок возьму, чтобы не мимо мигалок…
Эдуард растерялся окончательно.
– Простите, откуда вы вообще взялись… То есть, я вам очень благодарен, но – кто вы?
– Друг, – последовал короткий ответ. – Пристегнитесь.
– Как вы оказались у третьей полосы?
– Домой возвращалась от подруги. Решила срезать путь, а тут вы… В щели забиваетесь.
– Я… – но в этот миг медноволосая разогналась так, что Эдуард вжался в спинку кресла не в силах выдавить ни слова.
Очень скоро они приземлились возле гаража. Эдуард запер ворота, но прежде спасительница заставила поставить в гараж и собственную машину. На место «кротовки».
– У вас же руки трясутся, куда вам сейчас за руль? Пусть даже и наземки, пусть даже и недалеко ехать. Говорите адрес, доставлю, куда надо. Я, знаете ли, никого не спасаю наполовину.
– Не знаю, как вас и благодарить, – пробормотал Эдуард.
– Если не дадите себя убить хотя бы в ближайшие полгода, мой труд не был напрасен. И будьте добры, помолчите, – медноволосая села за руль. – Поедем по земле, так и быть.
Не дать убить себя ближайшие полгода? Спасибо, обнадёжила…
Эдуард устроился рядом на переднем сидении.
– Позвольте мне хотя бы угостить вас, – сказал он, когда флаймобиль остановился перед его домом-теплицей. – Здесь за углом неплохая кофейня. Должна ещё работать. Вы, конечно, привыкли к более дорогим заведениям, – добавил он, увидев досаду в её глазах, темно-зелёных, пронзительных, – но я лишь хотел…
– Нет, дело не в этом, – неожиданно мягко сказала она. – Просто мне надо кое-куда успеть до полуночи. И я не могу опоздать.
– Но я бы хотел… – Эдуард осёкся.
А чего он хотел, собственно? Шкуру спасли твою драную, вот и радуйся. И не лезь к благородным дамам со своим забегаловками.
Спасительница подошла и вдруг положила ладонь ему на щёку. Зеленые глаза смотрели в душу.
– Мы встретимся осенью. А потом – в апреле. Ты только береги себя.
Когда к нему вернулся дар речи, «винный» флаймобиль был уже в небе.
Запись из дневника голосового, чей автор – пилот скромный зоокорабля межпланетного, что доставил златокрылов прелестнейших на Землю-планету, дикую да неотёсанную:
«…Из какой же дыры чёрной да вонючей пришло решение странное селить столь удивительных созданий на Земле, планете, что вне кольца позорно болтается? Планете, что не достигла ступени высокой, которой гордятся миры иные? Где кричат о совершенстве, но до сих пор один лучше другого и готов того съесть. И ест позорнейше. Где человек не чувствует человека. И не желает чувствовать. Где мало партнёра и помощника, зато конкурента в избытке. Где вряд ли услышат слова мудрые мигов мудрейших: «Доверять златокрылов достойным».
Из какой же дыры чёрной…
Того я не ведаю.
Но верить желаю, что выживут звери дивные…»
Глава вторая
Апрель 43 год н.к.э. новой космической эры, Зарина
Их провели в трёхкомнатный номер и попросили подождать.
– Как такое возможно?! – Виктор метался из угла в угол. – Как сейчас может быть сорок третий год?!
– Всем известно, что златокрылы способны слегка смещаться во времени и смещать хозяев, – задумчиво проговорил Гандз, потирая подбородок.
– Вот именно! Слегка! Кто-нибудь хоть раз слышал о смещённых на год?!
– Ни разу, – Зарина села на кровать, бездумно погладила покрывало золотистого цвета. – Но мы вообще мало о них знаем. К тому же, если смещённые ещё не вернулись, о них, разумеется, ничего не известно.
– Так, так, так… – Виктор застыл на месте, таращась на Зарину. – И когда же мы вернёмся?
Зарина переглянулась с Гандзом. У неё перехватило горло.
– Обычно златокрылы смещались на пару-тройку секунд вперёд, – сказал доктор. – Соответственно, чтобы вернуться, им хватало тех же секунд. И на таком маленьком промежутке времени эти смещения постороннему глазу незаметны, на события глобально не влияют. За редкими исключениями. А что касается года…
Гандз задумался. Виктор побледнел.
– То есть… что же… – пролепетал аспирант.
– Никто не знает насчёт года, – раздражённо повторила Зарина.
– Кажется, нам это и предстоит выяснить, – проговорил Гандз.
Виктор выпучил на них глаза.
Раздался стук, и в номер вошли двое – мужчина с седой бородой и сильными залысинами и лохматый парень с фотощёлком.
Первый – куратор их научной группы, профессор Михаил Захаров – когда Зарина видела его последний раз пару дней назад, волос на голове было больше, а в бороде серебрилось лишь несколько волосков. Второй – Нафталин, штатный фотограф университета, совсем стричься перестал.