— Bonjour, monsieur[38],— приветствовал его метрдотель, и Роджер подумал: «Вот это да!..» — Сколько вас будет, сэр?
— Я один, — ответил Роджер.
— Oui, monsieur[39], прошу, проходите.
Роджер вошел за метрдотелем в зал. Сначала ему показалось, что его хотят посадить в дальнем конце зала, но метрдотель просто обошел тележку с подносом у одного из столиков. Он остановился у столика недалеко от интересующей его пары.
— Voila, monsieur[40],— сказал метрдотель и выдвинул стул для него.
— А там можно? — спросил Роджер. — Вон, около стены?
— Monsieur? — повернулся к нему администратор, подняв брови.
— Тот столик, — сказал Роджер, указывая на столик рядом с парой.
— Oui, monsieur, certainement[41],— и метрдотель ловко поставил стул на место. Он подвел Роджера к столику у самой стены, отодвинул его, чтобы тот мог пройти и сесть на мягкую банкетку за ним, и снова задвинул столик в прежнее положение.
— Monsieur желает коктейль?
— Нет, спасибо, — отказался Роджер.
— Можно сразу принести вам меню, сэр?
— Да, — ответил он. — Да, пожалуйста.
Администратор щелкнул пальцами, подавая знак обслуживающему официанту — La carte pour monsieur[42]! — и, коротко поклонившись, Отошел. Официант принес меню Роджеру, тот открыл его, поблагодарив.
— Ну, что ты думаешь? — спросил ее детектив.
Женщина не ответила. Роджер, закрывшись книжкой меню, удивился, почему она не отвечает.
— Я думаю, что да, — сказал детектив.
Женщина опять ничего не ответила. Роджер не поднимал глаз от меню, не желая выглядеть подслушивающим.
— Ну, конечно, ты ведь всегда так, — сказал детектив. Как странно, думал Роджер, не поднимая глаз от строчек, он один и разговаривает. Но ведь, пожалуй, он поддерживает разговор, говорит так, как будто отвечает на слова женщины. Но ведь женщина еще ни звука не произнесла.
— Сейчас выпьем, — предложил детектив. Роджер положил свое меню и взглянул на них как раз в тот момент, когда официант в красном пиджаке принес их заказ: вроде две порции виски с содовой. Детектив взял свой бокал и поднял, а женщина легонько коснулась его бокала своим. Оба не произнесли ни слова. Женщина пригубила из бокала и поставила его. Украдкой взглянув на нее,
Роджер увидел, что на руке у женщины обручальное кольцо. Значит, эта женщина — жена детектива.
Детектив сделал хороший глоток и поставил бокал на стол:
— Хорошо, — сказал он.
Его жена кивнула, но промолчала. Роджер обратился опять к своему меню.
— Фанни все-таки добралась туда? — спросил детектив. Опять наступила пауза. Роджер невольно нахмурился, ожидал ответа под защитой своего листка меню.
— Она объяснила, в чем было дело? — спросил детектив. Опять молчание.
— Ну, какое же это объяснение! — удивился детектив.
Роджер положил свое меню и повернул голову.
Локти женщины были на столе, руки перед ней чуть ниже лица. У нее были длинные тонкие пальцы. Ногти с ярко-красным маникюром. Пальцы ее двигались в потоке быстрых жестов, блестящие ногти вспыхивали, как огоньки.
На мгновение Роджер не мог понять, что она делает. Что это за игра такая у нее, зачем это? И он увидел ее лицо позади порхающих жестов.
Ее лицо было еще красивее, чем показалось вначале. Черные волосы гладко зачесаны назад ото лба, высокие дуги темных бровей над бархатными карими глазами… Но что это? Одна бровь нахмурилась, нависла над левым глазом в зловещей насупленности, губы женщины растянулись в злобной усмешке, ноздри раздулись. И руки двигались по-другому — с преувеличенной пугающей вкрадчивостью злодея эпохи немого кино, ее пальцы коснулись верхней губы, подкрутили воображаемые усики… Детектив засмеялся, с лица женщины исчезла маска злодея, глаза заискрились юмором, в улыбке сверкнули зубы, все лицо засветилось весельем. И все время двигались длинные тонкие пальцы. Детектив то следил за их движениями, то взглядывал ей в лицо. Вечно меняющееся оживленное лицо, движения рта и губ подчеркивали музыкальность ее жестов, их звучность. Открытое, честное, наивное лицо, а вот лицо маленькой девочки: гримаски, удивление, успокоенное выражение.
«Да она просто разговаривает лицом и руками!»— подумал Роджер. И внезапно понял, что женщина — глухонемая. .
Он сразу отвел глаза, потому что не хотел, чтобы она подумала, что он уставился на нее, как на урода.