- Питер, детка, - медленно начала она, - ты не должен, - она запнулась. - Великий… Он хороший, конечно, - глаза её племянника заблестели, едва стоило упомянуть об их Боге. Она вздохнула и присела рядом. - Послушай, милый, - ее голос был неестественно тих. – Я, правда, не могу рассказать тебе всего. Я дала слово твоим родителям, - при их упоминании лицо Питера сморщилось, словно бы кто-то ударил его. - Однажды ты кое-что поймёшь, - её руки на его руках были тёплыми, словно утешали. - Ты найдёшь что-то, смысл, который можешь постичь только ты сам, понимаешь? Я бы хотела, чтобы ты всегда оставался самым обыкновенным мальчиком, живущим со своей тётей, но ты особенный, и ты здесь не просто так. Ты всегда должен помнить это. Ты не должен делать того, что тебе не нравится, хорошо? Если ты почувствуешь, что не готов к тому, что с тобой произойдет, ты должен уйти, понял меня? - мальчик медленно кивнул. - Я поддержу тебя в любом твоем решении.
- Спасибо, тётя Мэй, - мальчик густо покраснел, по-прежнему непонимающе глядя на свою тетю, смущенный тем, насколько сильно та его поддерживает. - Я знаю, что ты переживаешь из-за моей инициации, но обещаю, все будет в порядке, - уголки её губ опустились, и они притянула его к себе, шепча:
- Будь моя воля, я бы схватила тебя и бросилась бежать так далеко, как только бы смогла. Просто помни, что ты особенный, и я буду любить тебя несмотря ни на что.
- Я тоже тебя люблю, - выдавил он. - Очень. Не волнуйся, вдруг меня распределят поближе к дому, и тогда мы сможем видиться? Не обязательно ведь, что меня отправят за пределы старого Нью-Йорка. Может, я попаду на сборку Легионеров? Только представь! Это ведь так круто и совсем рядом! Все из моего класса мечтают попасть туда. Нэд просто умрёт!
- Детка, - теперь его тётя выглядела совсем грустной. - Твои мама и папа гордились бы тобой, - Этого хватило, чтобы остановить поток слов, вылетающих из Питера.
- Ни за что, - юноша ощетинился. - Если бы это было так, они бы не бросили меня, и не совершили страшный грех.
- Детка, но ведь мы уже говорили об этом, - Мэй говорила тише. - Они любили тебя.
Это было последней каплей, Питер вскочил со своего места и кинулся прочь, слезы предательски жгли глаза. В такие дни, когда тёте было особенно грустно, она вспоминала об его родителях, о своём погибшем муже, и в такие моменты Питеру казалось, что она знает о том, что произошло немного больше, но имело ли это значение? Они остались совсем одни. Благой Дар был практически осквернен, и если бы это случилось, мир бы снова вернулся к голоду, болезням и нищете.
- Послушай, милый, - она продолжала говорить шепотом, зная, что ее мальчик стоит там, за ширмой, вытирая злые слезы. – Я дала слово твоим родителям, - при их упоминании лицо Питера сморщилось, - что буду тебя беречь, и ни в коем случае не передам тебя Им, - она сделала ударение на последнее слово, - но я не могу сдержать последнего. Я ведь тоже хочу, - Мэй всхлипнула, - жить.
Питер не видел этого, но определенно знал, что по какой-то причине его тетя плакала, прямо сейчас молчаливо глотая соленые слезы, не способная выдавить из себя что-либо еще. Бывали дни, когда она повторяла и повторяла, что не хочет, чтобы что-то случилось, что дала какое-то обещание и что, не смотря на решение Питера, она останется на его стороне, но какое решение он должен был принять? Хотела ли она, чтобы он отказался от благословления и встал на путь своих родителей, став грешником?
Было время, сразу после смерти его родителей и дяди, когда месяцами, нескончаемо и допрашивали, изводили, задавая одни и те же вопросы о том, знали ли они, что задумали Ричард и Мэри Паркеры, как был связан с этим Бэн Паркер, чего они хотели добиться, какова их цель, и еще много-много похожих вопросов в разной интерпретации. Тогда тетя Мэй тоже очень много плакала, а маленький Питер… По началу он очень скучал по маме и папе, просил отвести его к ним, обещал, что ничего не знает, клялся, что его мама хорошая, но однажды, когда, находясь там, они разменяли пятый или шестой месяц, мальчик стал осознавать, что в его груди растет новое, доселе неизведанное его маленькой головой чувство – ненависть. Их контролеры часто повторяли, что в том, где они находятся, виноваты Паркеры, и в какой-то момент Питер понял, как сильно он ненавидит все вокруг, а в особенности маму и папу, которые заставили их быть там, заставили плакать Мэй, заставили его так сильно скучать. Только потом назначенный целитель душ объяснил ему, что на самом деле его родители собирались украсть то, что делает всех людей на планете сильными и позволяет им не болеть, а так поступать было нельзя, что это ужасный поступок, караемый мучительной смертью. Тогда Питер мало что знал о том, что такое «болезни», пока в школе они не начали проходить раздел истории о том, как люди жили раньше, до того, как на Землю пришел Великий. И это было действительно ужасно, люди болели, ломали кости и умирали так часто и так много, что были даже отведены специальные земли для того, чтобы было, где их лечить, а так же где потом хранить тела, люди жили в среднем 60-70 лет, - это просто не укладывалось в голове. Их соседу, дедуле Дельмару из распределительного центра, было уже больше трехсот, а он все еще своими руками каждое утро выносил коробки со свежими поставками, чтобы люди могли забрать.
Это было дикостью в понимании семилетнего мальчика, кто-то, кого он долго знал, мог просто взять и умереть, после чего его закопали бы, а сверху взгромоздили камень. Серьезно, камень?
- Я понял, тетя Мэй, - послушно выдавил из себя мальчик, по-прежнему стоя за ширмой, спиной к женщине, желая, чтобы его заботливая тетушка перестала так горько лить слезы. В самом деле, что могло случиться? Самое худшее, это если его распределят больше чем за три домена от его родного, тогда он редко сможет навещать женщину, если вообще сможет. В крайнем случае, он сможет писать ей или, если повезет, купит ей что-то, через что можно передавать сообщения быстрее. – Я обещаю, что ничего не произойдет, я непременно заставлю тебя гордиться.
- Я уже горжусь тобой, мой мальчик, - ее голос хрипел.
Колокол за окном ударил второй раз, заставив вздрогнуть. Это было время, когда первые утренние рабочие принимались за вверенные им дела, и время, когда другие должны были последовать за ними. Кровать скрипнула, женщина, словно опомнившись, быстрым шагом направилась туда, где находились их припасы, чтобы подготовиться к новому дню, лишь на секунду затормозив, бросив взгляд на Питера. Ее выражение лица словно бы говорило, что она с чем-то смирилась. Юноше оставалось лишь принять это, неуютно поведя плечами. Сегодня был важный день, и он должен быть к нему готов.
Наскоро проверив с вечера собранную сумку, - минимальный комплект запасной одежды, бутылка воды, несколько их с тетей фотографий, пара книг, - все, что могло бы понадобиться, если из распределительного центра его направят в другой район или даже домен. Такое случалось сплошь и рядом. Всех, кому исполнялось шестнадцать, направляли в распределительный центр, где по результатам анализа талантов, школьного портфолио, итогового досье и алгоритмов Альтрона, новоиспеченного направляли туда, где он был бы полезнее всего. Это могло быть какое угодно место. От своей одноклассницы Лиз Питер слышал, что ее старшего брата распределили аж в 76 домен, а это было что-то близкое к экватору, а ее отец когда-то прибыл к ним из 17, что было где-то, где зимой снег валил целых три месяца, и море там становилось холодным и каменным. Учение задержалось в руках мальчика, - этот экземпляр ему подарил один из тех людей, которые охраняли их в тех странных белых комнатах, когда родителей Питера распнули за грехи, - от книги исходила теплая пульсация, ветхие желтоватые страницы по-прежнему манили своей мягкостью изложенной речи, но юноша силой воли остановил себя. Еще будет время.