Джаред разглядывает свои руки, и я на мгновение задумываюсь, не остаться ли мне дома с братом. Мы могли бы надеть пижамы и плюхнуться на диван, под мамин уютный плед, предназначенный исключительно для вечерних кинопросмотров. Джаред только что взялся за роман «Над пропастью во ржи», заданный мистером Бомонтом для девятиклассников, и мне очень хочется убедить его, что Холден – сущий говнюк, прежде чем братец начнет прославлять самодовольного юнца.
– Можно тебя кое о чем спросить? – осторожно произносит Джаред.
– Что такое?
– Могу я когда-нибудь тоже пойти? На вечеринку?
– Зачем? – Вопрос вырывается сам собой, прежде чем я успеваю подумать, и звучит немного жестче, чем хотелось бы. Но с чего вдруг Джареду приспичило пойти на вечеринку Игроков? Большинство его друзей играют вместе с ним в школьном оркестре. Они проводят субботние вечера, копаясь в стопках старых комиксов в книжном магазине в центре города, или пересматривают на YouTube лучшие моменты матчей НБА[23]. Для меня облегчение, что он не проявляет интереса к вечеринкам, отчаянной, жадной потребности куролесить в темноте, присущей всем нам жажды что-то разрушить и самоутвердиться. Я предпочитаю, чтобы все так и оставалось, хочу уберечь брата. – Я имею в виду, зачем тебе это?
Выбившийся завиток падает ему на лоб.
– Не знаю. Просто кажется, что это весело.
– Возможно.
– Правда?
– Конечно. – Я тут же жалею о сказанном. Мне совсем не хочется, чтобы он увидел вечеринку Игроков. Ему там не место. Шайла чувствовала себя среди Игроков как рыба в воде, могла дать сто очков вперед любому из нас – и чем все это обернулось?
Его лицо светится от радости, и, когда я, покончив со сборами, подхожу к двери, он крепко обнимает меня. Теперь он выше меня ростом, и его плечи, некогда мягкие, костлявые на ощупь. Мой младший брат уже не ребенок.
Генри, словно мой телохранитель, шагает впереди меня, прокладывая путь через толпу. Тусовка Игроков и подающих надежды новичков расступается перед нами, и несколько дерзких мальчишек нерешительно протягивают к нему вскинутые для приветствия ладони или кулаки. Еще летом Генри рассказывал мне про своего кумира, Андерсона Купера[24], восхищаясь тем, как классно тот работает с источниками, втирается к ним в доверие, а потом выуживает самую ценную, шокирующую информацию. Теперь я задаюсь вопросом, не эту ли стратегию выбрал Генри для общения со старшеклассниками в школе и здесь.
Оглушительный хип-хоп рвется из стереосистемы, и дом Никки уже пропитан зловонием липкого пролитого пива и духотой. Обеденный стол сплошь уставлен красными пластиковыми стаканчиками, так что даже не видно скола, оставленного пинком Роберта прошлым летом. Родители Никки ничего тогда не сказали, хотя стол сделан из хрусталя и подарен каким-то известным швейцарским художником. Никки даже не уверена, что они заметили что-либо.
Никки снова в центре внимания. Она зависает вниз головой над бочонком пива, ухватившись за металлические ручки. Тайлер Ренфорд, тихоня из команды по гольфу, уже много лет сохнущий по Никки, держит ее за ноги, пока кто-то засовывает ей в рот пивной шланг.
– Ни-кки! Ни-кки! Ни-кки! – скандирует толпа. Никки с девятого класса показывает этот фокус с бочонком. Впрочем, у нее большая практика. Ей пришлось изображать «живой бочонок» на каждой вечеринке Игроков в течение всего семестра. Это стало ее коронной фишкой. Я вырываюсь из рук Генри и отыскиваю Марлу на кухне за рабочим столом, уже заваленным полупустыми бутылками и пластиковыми стаканчиками.
– Слава богу, – говорит она, когда я крепко обнимаю ее. – Это место просто кишит подштанниками. Нам нужно подкрепление. Выпьешь? – предлагает она, хватая бутылку водки. Выглядит смерти подобно.
Я киваю, и она наливает немного водки в красный стакан, добавляя туда сельтерской воды и ананасного сока.
– До дна, – говорит она.
– За последний год. – Я вскидываю брови, и она издает свой неподражаемый тихий, теплый смешок.
– Наконец-то мы на финишной прямой.
Первый глоток обжигает горло. Не оставляя себе шанса передумать, я залпом допиваю коктейль. Пройдет совсем немного времени, и знакомое ощущение электрического тепла разольется по телу. Я оглядываю темную гостиную в поисках Никки, которая теперь стоит на ногах.
– Где ты пропадаешь? – Никки крепко обнимает меня, прижимаясь щекой к моей щеке. Она на шпильках, так что ей приходится наклоняться, чтобы смотреть мне в глаза. – Вибрация сумасшедшая! – кричит она, перекрывая рев музыки. – Давай ненадолго поднимемся наверх. Хватай всех.