Вдруг тишина разорвалась на мелкие кусочки злым лаем. Десятки бродячих собак, сбившихся в стаю. Их глаза горят бешенством, из их пастей течёт пена. Они бегут на меня…
Рыжков Александр Февраль, 2008 год
Меркурий-13
Единственное чувство, общее для всех людей, – страх смерти. Видимо, неслучайно самоубийство осуждается как акт безнравственный.
Рюноскэ Акутагава 1Тонкие женские пальчики прижимали к ладони закупоренный сосуд. Юми энергично встряхивала его, вспенивая мутно-белёсую жидкость. Делала она это машинально. Мысли её давно абстрагировались от работы и за доли секунд проделали расстояние в сотни килопарсек.
Она вновь оказалась в родном городе Киото.
Но столь любимые с детства исполинские небоскрёбы, воздушные парки и наземные памятки многотысячелетней культуры не наполняли сердце той же радостью как когда-то. Автофлаер с каждым проделанным километром приближал неизбежное. Рядом сидел Борис и возбуждённо глядел в окно. Где только он не побывал за свои три с лишним десятка лет – в Японии не был ни разу. Но даже невозмутимая беззаботность любимого не могла лишить Юми тягучих переживаний.
Припарковав автофлаер на стоянке трёхсотого этажа, Юми и Борис направились к входу в жилую секцию.
Дверь беззвучно разъехалась. В коридоре стоял отец. Изрезанное морщинами лицо выражало что-то среднее между строгой радостью и презрением.
– Проходите, – холодно бросил он даже не обняв дочь, с которой в живую не виделся около пяти лет.
Юми наполняло отчаяние. Её и без того бледное лицо стало белее февральского снега. Взглянув на него, даже неисправимый оптимист Борис заволновался.
В гостиной ждала мать – пожилая женщина в кимоно. Улыбка тут же исчезла с округлого лица, стоило ей взглянуть на избранника дочери.
– Прошу к столу, – выдавила она из себя на ломанном русском.
Все уселись на циновку. На низком столе стояло четыре пиалы наполненные супом с лапшой, рядом лежали палочки хаси, крохотные стаканчики и сложенные в несколько раз белые полотенца, а в центре фигуристыми узорами блестел кувшин с саке.
Борис впервые оказался за одним столом с японской семьёй, ревностно чтившей традиции своей страны. Юми неоднократно рассказывала ему о строгих нравах отца и непоколебимых устоях матери. Но разве можно что-то воспринимать всерьёз, когда оно в сотнях килопарсек от тебя? Встреча с родителями возлюбленной представлялась ему очень смутно и, конечно же, гладкой как китайский шёлк. Разве кто-то может устоять перед шармом и обаянием молодого доктора микробиологических наук? Видимо, не всё так просто… Нужно было во что бы то ни стало понравиться им. А для этого: хотя бы не опозориться за трапезой. Лишь бы не перепутать наставлений Юми…
Родители молча глядели на Бориса. Юми взяла салфетку и принялась вытирать лицо и руки. Борис последовал её примеру. То же сделали и родители.
– Итадаки масу! – почти вежливо сказал отец. Мать и Юми с улыбкой повторили.
– Итаки мау! – попытался повторить Борис и тут же смутился, ощутив на себе недобрый взгляд матери.
Мать разлила саке по стаканчикам. То ли от волнения, то ли по привычке выработанной годами, Борис выпил залпом. Слабенький градус и тёплая…
Юми подняла пиалу с супом на уровень груди и сделала глоток. Возлюбленный повторил её движение. Он был довольно таки голоден с дороги, поэтому сделал ещё один, а затем принялся вылавливать палочками хаси плавающую лапшу. В секунды опустошив содержимое, Борис положил пиалу на стол и похвалил кушанье, щедро размахивая палочками то в сторону матери, то в сторону отца. От столь откровенного акта невежества отец покраснел, а мать со звоном битого фарфора уронила пиалу…
"Родители никогда не позволят мне выйти за него замуж…" – с нестерпимой тоской подумала Юми.
– Реагент, – постучался в оболочку размышлений Карл. – Подай мне реагент.
– Что? – переспросила Юми, не успевшая прийти в себя.
– Колбочку, что у тебя в руках, не будешь столь любезна?
– Ах да, колбочку…
– Ты хорошо смешала?
– Как видишь…
2Зал отдыха представлял собой обширное помещение с несколькими диванами, столами и стульями. Голографический симулятор настроения по пожеланию отдыхающих разукрашивал стены любыми красками и пейзажами, заливал пол проекциями предметов и ландшафта. Конечно, до идеальной имитации – как до созвездия Большой Медведицы, но и этого вполне хватало для отвлечения от суровых рабочих будней на космической исследовательской станции "Молот".
Особой популярностью зал отдыха пользовался у неразлучного квартета: Ларисы, Карла, Теда и Семёна. По отдельности они бывали там редко. Парами – чаще. Но больше всего они любили запираться вчетвером. Включали симулятор Древнеримской империи, выбирали локацию где-то в летней резиденции Юлия Цезаря или Марка Аврелия и предавались наслаждениям той забытой эпохи меча и философии…