Мр. Уилсон несмотря на свой возраст в 39 лет был одиноким человеком, всю свою жизнь он положил на алтарь бизнеса чего никогда не стыдился. Отец передал ему приличное наследство, которое, к счастью, он смог не только сохранить, но и приумножить, купив швейные фабрики. Уилсон любил не только работу, он также ценил дружбу из-за чего очень уважал дядюшку Эндрю, ведь они когда-то вместе служили. Эндрю тоже отзывался о младшем товарище как о благородном и смелом мужчине, который был одинок, по его мнению, только из-за своего пристрастия к бизнесу, что не оставляло свободного часа для любви. К своим годам он наконец понял как сильно нуждается в женкой заботе, потому все чаще стал посещать мероприятия и все меньше волновался оставляя рабочие вопросы на заместителях. Так, уже несколько дней он без сна страдал по приезжей парижанке, столь очаровательной, что она без труда поселилась в его голове, чего он позволить не мог. На третий день своих терзаний Уилсон завалил себя работой решивши проехаться по своим владениям и проконтролировать рабочие вопросы. С наступлением войны бутики стали закрываться, у простых людей не было денег на новые платья, а потому швейные фабрики в срочном порядке из модных единиц превратились в единицы военные. Плотное сотрудничество с государством обязывало следить за всем в разы бдительнее, поэтому проверять стоило довольно часто. И лишь смотря из окна кабинета он успевал поразмышлять над Френсис, над тем, как она прекрасно играла, над ее темными словно ночь волосами и над его дерзкой подставой с ее выступлением. Не злиться ли она на него? Вот что волновало его весь день. А самое главное, не занято ли у нее сердце.
Френсис сидела возле небольшого фонтана, в котором освежалась парочка голубей нежно почесывая друг другу перышки. Фонтан побольше в центре сада не вызывал у нее столь же приятные эмоции как это тихое место, здесь вода еле слышно журчала, давая легкую прохладу, а под большим дубом она пряталась от солнца, которое почему-то уже не радовало ее как в детстве. В деревне солнце было другое, жаркое, оно заставляло появляться веснушкам, а здесь все было иначе или по крайней мере так казалось.
Еле слышно подошла мать и села рядом держа в руках два бокала лимонада со льдом. Она протянула его Френсис и воздохнув начала разговор, которого они обе старались избегать уже несколько лет.
«Мы тебя с папой очень любим и беспокоимся. Постарайся здесь как можно чаще бывать на мероприятиях, вокруг нас очень культурные люди. Бабушка их точно одобрит.» — с ухмылкой сказала Доес и продолжила. «Видела мисс Анну, которая скоро выходит замуж? Она точно счастлива, у нее очень выгодная партия. То есть я хотела сказать, что Бернар благородный человек, ей не о чем беспокоится» — Доес явно говорила ерунду и начала разговор слишком напрямик, что поняла только в тот момент, когда замолчала. Но, как никак она считала, что права, ведь в 20 лет уже стоит выходить замуж иначе это уже неприлично. Тем более Френсис была изумительно похожа на свою мать в том же возрасте, а значит красота точно на ее стороне.
«Я поняла тебя мама. Но все-таки я сама хочу решить, когда и за кого мне выходить замуж. Все это скоро закончится, и я как мечтала буду в Париже заниматься музыкой» — Френсис сделала явный акцент на музыке противопоставляя свадьбу настоящей и свободной жизни, которую желала получить, но в глубине души понимала, что это у нее не получится. Отец видел ее исключительно как жену богатого мужчины желая ей спокойного будущего. Мать видела дочь как продолжение себя, а себе она всегда желала хороший дом и платья, которые достойны высших похвал. Бабушки подавно пытались уговорить Френсис выйти замуж незамедлительно, в ее возрасте они уже имели детей, что и желали любимой внучке.
«Не говори глупости. Ты красивая и я надеюсь неглупая! Муж не заставит тебя бросить музыку, может даже подарит новое фортепьяно. Будешь играть для него и его друзей. Найди того, кто разделяет твою любовь, но найди. Смотреть не могу как молодая девушка днями читает книжки с романами и проводит часы за изучением Шопена заместо того, чтобы писать свой роман в реальной жизни» — она была горда своей формулировкой и потому решила встать и театрально уйти, громко стукая каблуками о брусчатку. На этом их разговор был закрыт.