– Кто вы? – глухо спросил Мирон: во рту пересохло, и голос внезапно ослаб, будто в легких закончился воздух.
– Я тот, кого называют Первоисточником, – представился мужчина, растянув узкие губы в улыбке. – Причина всех событий и перемен в твоей жизни.
– Что это значит? – Мирон на всякий случай покрепче сжал рукоятку ножа.
К его удивлению, незаметное движение не ускользнуло от внимания человека, называвшего себя Первоисточником: он усмехнулся и картинно закатил глаза.
– Нож тебе не пригодится. – Мужчина покачал головой. – Его появление в сюжете можно считать роялем в кустах, но я просто не знал, каким образом помочь тебе выбраться из тоннеля. Я в полном тупике.
Первоисточник развел руками, и Мирон с изумлением увидел, как его лицо приобрело виноватое выражение, будто он действительно искренне сожалел о том, что пришлось пережить его собеседнику.
– Вы следите за мной и описываете каждый мой шаг! – Мирон кивнул на стопку бумаги. – Но откуда вам известны мои мысли?
Первоисточник, скорчив кислую мину, медленно прикрыл глаза, словно от беседы с Мироном у него началась мигрень.
– Ты так ничего и не понял.
– Что я должен понять?! – вспылил Мирон. – Вы – один из них? Один из тех, кто наблюдает за нами? Но зачем?! Что вам нужно?
Первоисточник вновь посмотрел на Мирона: теперь его взгляд приобрел пугающую остроту – можно порезаться, если бы эти глаза были осколками льда.
– Я не наблюдаю, – ответил он, выдержав паузу. – Я придумываю. Воплощаю истории на бумаге. Но есть один рассказ, который не дает мне покоя несколько лет. Никак не могу его закончить. Я так часто думал о сюжете и персонажах – в том числе о тебе, что в какой-то момент вымысел стал напоминать реальность, а реальность – вымысел. По правде говоря, я и сам теперь не знаю, где одно сменяется другим. Я даже не удивился, когда ты появился передо мной, хотя мне стоило бы задуматься о моем психическом здоровье, ведь не каждый день писатель разговаривает с вымышленным персонажем. Возможно, я просто сошел с ума. А может, и нет.
Он наконец-то замолчал, и его слова, напоминавшие бред сумасшедшего, черной накипью оседали в голове.
– То есть вы меня придумали? – с нервным смешком выдавил Мирон, сам удивившись тому, что произнес столь нелепую фразу. – Я – плод вашего воображения?
Первоисточник развел руками:
– Не только ты, но и весь дом, его обитатели, скрэки и все остальное – то, что было, есть и чему еще только суждено случиться. Все зависит лишь от того, как я об этом напишу.
Горло перехватило спазмом, будто невидимая рука сдавила трахею, и Мирон едва слышно выдавил:
– А девушка? Ее вы тоже выдумали?
В глазах Первоисточника промелькнуло удивление: казалось, вопрос Мирона застал его врасплох и озадачил.
– Девушка? – уточнил он и, не дождавшись ответа, тут же продолжил: – Честно говоря, я так и не решил, как лучше задействовать ее в сюжете. Я даже не придумал ей имя. Любопытно, что ты спросил про нее.
Он подошел к столу, выдвинул ящик и, покопавшись там, вытащил несколько листов бумаги.
– Это одна из вырезанных сцен. Не помню, когда ее написал, – сказал Первоисточник, протягивая листы Мирону. – У меня была идея активнее задействовать в рассказе девушку, но потом я полностью переключил внимание на тебя, посчитав, что девушке лучше остаться второстепенным персонажем.
Мирон пробежал взглядом по тексту: читать его было неудобно, поскольку многие строчки и даже целые абзацы оказались зачеркнутыми. Буквы прыгали перед глазами, никак не желая складываться в слова, а слова – в предложения, и в конце концов Мирон бросил тщетные попытки вникнуть в суть напечатанного. Первоисточник, заметив его замешательство, пояснил:
– В этой сцене девушка прячется в подвале после того, как скрэк ворвался в твою комнату, а тебе удалось скрыться в вентиляционной шахте. Как и многое другое в рассказе, этот эпизод ни к чему не приводил, поэтому я решил его убрать. Но сейчас я подумал, что тебе будет интересно узнать, как сложилась судьба девушки.
– Похоже, ты хреновый писатель, – осклабился Мирон, с наслаждением наблюдая, как Первоисточник поморщился от его дерзости. – Бессмысленная беготня по коридорам, банальные монстры, дешевые загадки, высосанные из пальца повороты сюжета – это все, на что ты способен? Ради чего вся эта писанина?!
Он с отвращением потряс листами. Лицо Первоисточника исказилось нервной судорогой. Писателю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Наконец он ответил с безумной улыбкой на дрожащих губах:
– Я пишу, потому что им это нравится.