— Иван! Бурда нас материт, спрашивает, куда делись! — От возбуждения радист начисто забыл о званиях.
Петров посмотрел вперед — взвод комроты ушел вперед на триста метров, обходя Скирманово. Старший лейтенант уже собирался закрыть люк, когда внимание его привлек БТ, проходивший между взводом и деревней. Старый танк несся по полю, бешено вращающиеся гусеницы вздымали буруны сухого снега. Башня машины была развернута на Скирманово, каждые пять-шесть секунд «сорокапятка» выплевывала снаряд. Вряд ли танкисты надеялись куда-то попасть, скорее стреляли просто, чтобы стрелять, чтобы задавить свой страх и нерешительность. В этом бешенстве и азарте было что-то завораживающее, и Петров, не отрываясь, смотрел на смельчаков. БТ летел вперед, словно торпедный катер, но в отличие от моряков, которые могли надеяться ударить сотнями килограммов взрывчатки в стальной сигаре, танкисты имели только пушечку со слабым снарядом и два пулемета. Легкий танк шел по следам взвода Бурды, до окраины оставалось метров сто, когда из-за приземистого серого сарая к белому борту протянулась яркая пунктирная линия. Трассирующие снаряды зенитного автомата вспороли тонкую броню, пробив баки с авиационным бензином. Петров отшатнулся назад — комвзвода показалось, что от жара у него сворачиваются волосы. БТ, мгновенно превратившийся в костер, прошел еще метров двадцать и встал, из танка никто не выскочил. Через несколько секунд его пушка тявкнула в последний раз — в стволе раскалился снаряд, который не успели выпустить танкисты.
— Командир! Ты живой там?
Безуглый протиснулся мимо водителя и смотрел на Петрова снизу.
— Ты чего там застыл?
Старший лейтенант опустился на сиденье и закрыл люк.
— Вася, стой! — рявкнул комвзвода, хотя танк и так стоял.
Электромотор провыл, развернув башню, Петров лихорадочно крутил рукоятки, наводя орудие. Он не знал танкистов, что сгорели у него на глазах, но горло давило бешенство. Старший лейтенант поймал сарай в прицел и нажал на спуск — серая коробка осела в пламени взрыва, вверх взлетели доски.
— Осколочный!
Протасов перезарядил орудие, и Петров положил второй снаряд в горящие развалины.
— Н-на тебе, сука, — проревел комвзвода.
Он не видел попадания, но уцелеть там не мог никто. В злополучном дворе один за другим взорвались еще два снаряда — Луппов и Лехман, четко следуя приказу комвзвода «делать, как он», добавили от себя.
— Иван, Бурда уже к высоте подходит! — со слезой в голосе крикнул радист.
— Вася, пошел! За Бурдой! — Петров обеими ногами надавил на плечи водителя.
Осокин выругался — командир не рассчитал и толкнул мехвода так, что тот чуть не приложился зубами о край приоткрытого люка. Водитель плавно тронул танк с места, и в этот момент в борт слева словно ударил отбойный молоток. Щеку обожгло болью, Осокин мотнул головой, не отпуская рычагов, выжимая педаль газа. Наверху грохнуло, и на днище со звоном свалилась гильза. Танк раскачивался, набирая ход, холодный ветер бил в лицо, остужая горящую щеку. В люке перед Осокиным металась свежая колея — след Бурды, и мехвод шел по нему, время от времени бросая двадцатишеститонную машину из стороны в сторону. «Тридцатьчетверки» взвода шли зигзагом, сбивая прицел немецким наводчикам, и все же в каждую машину уже пришлось несколько попаданий. Пробоин не было, но лицо Петрову посекло отбитой броневой крошкой, у Лехмана осколок застрял в ватнике, чуть-чуть не дойдя до тела. Наконец машины повернули на кладбище и полезли в гору, к каменной ограде, из-за которой били по наступающей бригаде пулеметы и орудия.
— Малыгин прорывается вдоль дороги к восточному скату! — доложил Никитин.
— Наконец-то, — с сердцем сказал комбриг, — теперь пойдет веселее. Матвей, держи связь с двадцать восьмой, сообщай о всех изменениях.
— Гусев докладывает — немцы контратаковали мотострелков, — вмешался Кульвинский, — теснят из деревни.
Полчаса назад мотострелковый батальон при поддержке танков все-таки поднялся в атаку и броском захватил восточную окраину Скирманово, но дальше продвинуться не смог. «Тридцатьчетверки», расстрелявшие большую часть осколочных снарядов, отошли для пополнения боекомплекта. Три уцелевших БТ и КВ Полянского на улицы лезть не рискнули, и пехота осталась без прикрытия. Воспользовавшись этим, немцы бешено контратаковали при поддержке танков. Полянский успел сжечь один, но второй выбил тяжелой машине орудие. КВ вышел из боя, один из БТ вспыхнул, два других, отстреливаясь, откатились назад. Отходя за танками, деревню оставили мотострелки, немцы в запале попытались преследовать советскую пехоту, но тут вернулись «тридцатьчетверки» первого батальона и загнали гитлеровцев обратно в Скирманово. Теперь все приходилось начинать сначала, Катуков приказал Гусеву и Передерию отойти от деревни и спросил капитана-артиллериста, сколько времени потребуется, чтобы повторить артналет. Тот связался со штабом армии, поставил задачу и вскоре сообщил: удар будет нанесен через десять минут. В этот момент адъютант комбрига, дежуривший у радиостанции, доложил: Бурда видит в районе кладбища людей в красноармейской форме. Генерал, обговаривавший с артиллеристом детали предстоящей артподготовки, махнул рукой и приказал сообщить танкистам, что наших войск в районе кладбища быть не может. Вызвав к телефону Передерия, комбриг быстро излагал ему план следующей атаки, строго предупреждая насчет привычки пехоты ложиться при первых признаках обстрела, когда Никитин подошел доложить об успехе соседей:
— Мотострелки Малыгина при поддержке легких танков обошли высоту двести шестьдесят четыре и пробились к кладбищу.
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Катуков. — Сообщи ему, что через пять минут будет обстрел, потом мы пойдем на Скирманово, пусть поддержит, если сможет.
Генерал снова поднес трубку к уху. Он чувствовал, что, кажется, упускает какую-то деталь, какое-то очень важное обстоятельство. Внезапно он вспомнил и резко повернулся к Кульвинскому:
— Бурда!
Начштаба вздрогнул — комбриг почти кричал.
— Срочно свяжись с Бурдой, сообщи: на кладбище свои! Атака отменяется, слышишь? Там свои!
— Что за черт… — пробормотал Петров. — Сашка, свяжись с Бурдой!
— Не могу, — сквозь зубы ответил радист, — нет связи! Сейчас…
Комбриг приказал атаковать кладбище и выбить оттуда гитлеровцев к чертовой матери или хотя бы подавить огневые точки. В течение пятнадцати минут «тридцатьчетверки» маневрировали в шестистах метрах от каменной ограды, стреляя по всему, что казалось похожим на блиндаж или пулеметное гнездо. Один из танков уже горел, пораженный в корму выстрелом из деревни, к счастью, экипаж успел выскочить. Внезапно на восточной окраине кладбища замелькали фигуры в ватниках и белых маскировочных костюмах. Они поднимались от дороги, стреляя на ходу, и Бурда сообщил об этом в штаб бригады. Штаб ответил, что никаких красноармейцев на кладбище быть не может — наверняка это какая-то вражеская уловка. Группа Бурды получила приказ уничтожить гитлеровцев, переодетых в нашу форму. Похоже, комроты и сам понимал: происходит что-то не то, поэтому, отдав было приказ открыть огонь, он вдруг велел Петрову не торопиться. К сожалению, как раз в этот момент связь прервалась и восстановить ее пока не удавалось.
— Саша, быстрее, — звенящим голосом приказал комвзвода.
Безуглый продолжал вызывать комроты, но связаться с Бурдой не удавалось. Оставалось проверенное средство — старший лейтенант открыл люк и поднес к глазам бинокль. По склону бежали люди в зеленых ватниках, валенках, в серых ушанках. Вооруженные трехлинейками и ППШ, они ничем не отличались от мотострелков, что пытались сейчас взять Скирманово. Немцы, конечно, способны на любую хитрость, но зачем им переодевать такую толпу, на вид — не меньше роты, зачем гнать от дороги к кладбищу? В таком спектакле не было никакого смысла, а Петров уже давно уяснил: немцы не склонны совершать бессмысленные поступки. Комвзвода чувствовал, как бешеное напряжение боя подталкивает его, побуждает нажать на спуск: у него есть приказ, и гори оно все огнем. Петров с трудом взял себя в руки — если взвод расстреляет на кладбище своих, ему останется только застрелиться самому.