Во время раскопок Ура Халдейского сэр Леонард Вулли, который возглавлял экспедицию, отдал рабочим распоряжение сохранять все кирпичи с надписями до тех пор, пока их не посмотрит специалист. Если надпись оказывалась новой или чем-то интересной, кирпичи у рабочего забирали, а ему давали бакшиш, что-то около четырех центов. Конечно, рабочие очень заботились о том, чтобы не пропустить подобные кирпичи, и настаивали на изучении своих находок. Так вот, один из ранних царей Ура — Ур-Намму вел широкое строительство, но для великого множества кирпичей он использовал одну стереотипную формулу со своим именем. Поэтому кирпичи с его клеймом ничего не стоили и не приносили рабочим вознаграждения. Расхаживая по раскопам и рассматривая надписи, мы почти всякий раз произносили «Ур-Намму», что в переводе на язык землекопа означало просто «бакшиша не будет». Забавно было наблюдать за реакцией рабочих. Они обзывали Ур-Намму всевозможными прозвищами, которые здесь нельзя повторить. Царь, наверное, очень бы удивился, узнай он, какие «похвалы» стяжал от далеких потомков за свои труды.
Но, как мы уже сказали, большая часть крупных сооружений в древней Вавилонии возводилась из необожженных кирпичей. Понятно, что на таком кирпиче, да еще уложенном на глиняном растворе, надпись сделать невозможно. Цари придумали иной способ: надпись, которую они поместили бы на обожженном кирпиче, или ее сокращенный вариант, наносили на небольшие глиняные гвозди (конусы). Их обжигали и втыкали в стены под слой раствора на расстоянии примерно метра друг от друга. В будущем другой царь, разбирая стену, нашел бы эти гвозди и узнал бы, кто из его предшественников построил или восстановил данный храм.
Разумеется, все эти предосторожности принимались отнюдь не в расчете на археологов, которые придут через три или четыре тысячи лет, но можно представить, как рады современные ученые надписям, найденным под углами зданий, в основании стен или в самих стенах. Они избавляют от необходимости проводить весьма сложные и кропотливые изыскания, результаты которых к тому же всегда бывают не очень определенными. Зная время разрушения зданий и их восстановления, нетрудно реконструировать историю города. Можно даже проследить судьбу какого-либо божества, установив, когда был построен или восстановлен его храм. Иногда последовательность перестроек храмовых стен видна так же четко, как в геологических образованиях, да еще каждый слой содержит точное указание на время своего появления. В силу названных причин мы охотно прощаем древним царям явное отсутствие у них скромности.
Мы также признательны им за те подробные рассказы о военных походах и прочих делах, которые они оставили нам. Эти записи сделаны на полых глиняных призмах с шестью, семью или восемью гранями, причем на каждой плоскости старались уместить как можно больше текста. Иногда на глиняных цилиндрах — тоже полых — повторяется та же надпись в три или четыре колонки. Их изготавливали в большом количестве, поэтому работа царских писцов, вероятно, была ужасно однообразной, так как им приходилось многократно переписывать одну и ту же надпись. Эти большие призмы и цилиндры помещались в краеугольные основания царских дворцов, дабы служить напоминанием о великих подвигах правителей; копии их хранились в царских библиотеках. О некоторых царях мы уже получили всю необходимую информацию; что касается деятельности других, то здесь нам придется подождать, пока археологи не обнаружат соответствующие сооружения.
Царские надписи имеют лишь один недостаток: они не всегда сообщают нам о том, что бы нам хотелось узнать. Вполне естественно и понятно, что древние цари старались представить себя в наилучшем свете. В такой стране, как Ассирия, окруженной горами, где жили враждебные племена, готовые ринуться вниз на беззащитные равнины, царь, по-видимому, должен был похваляться воинской доблестью и тем, что держал врагов в страхе, предоставив своим подданным возможность наслаждаться миром. Неудивительно, что ассирийские летописи — это рассказы о походах и сражениях. На самом деле мы знаем, что некоторые из ассирийских царей вовсе не были полководцами, а один из них, называющий себя великим воином, в действительности даже оказался трусом![14] В то же время ассирийские цари довольно редко сообщают нам об основанных им библиотеках, прорытых каналах и неустанных трудах которые они предпринимали для блага своего народа. И все же мы знаем, например, о возрождении интереса к литературе во времена правления Саргона (721–705 гг. до н. э.), хотя именно этот царь разорил Самарию, увел в плен многих ее жителей и заселил город людьми из других областей империи. Мы знаем теперь, что Саргон покровительствовал искусствам и на нем же лежит ответственность за «самаритянскую проблему», за возникновение той ненависти и вражды, которые продолжались до наступления христианской эры, так что потребовалось все мужество Христа, чтобы пренебречь условностями и вступить в разговор с женщиной из презренного города[15].
14
Автор, очевидно, говорит об одном из Саргонидов, скорей всего — об Асархаддоне (681–669 гг. до н. э.), отличавшемся крайней мнительностью и суеверностью. Возможно, однако, что имеется в виду отец Асархаддона — Синаххериб (704–681 гг. до н. э.) или его сын — Ашшурбанапал (669–631/29 гг. до н. э.), которые приписывали себе подвиги своих полководцев, хотя часто не принимали личного участия в военных походах.
15
Автор имел в виду евангельский рассказ о встрече Иисуса с женщиной из Самарии, во время которой она сказала: «Как Ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? Ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются» (Иоанн 4, 4–30, 39–42).
Самаряне противопоставляются иудеям и в других новозаветных книгах, см.: Лука 10, 29–37; 17, 11–19.