Стрельцов выбежал из комнаты.
Голубятников взглянул через щель между мешков с песком на улицу. Чеченский Т-72 продолжал стоять на прежней позиции и бить по зданию бывшего Управления вокзалов, круша третий этаж. Стрельцов, вернувшись с гранатометом и солдатом, державшим в руках сумку для выстрелов к РПГ-7, доложил:
– Ваше приказание выполнено, товарищ подполковник.
Комбат посмотрел на солдата:
– Черемисов?
– Так точно!
– Степан?
– Так точно!
Командир батальона знал всех своих подчиненных.
– Пойдем, Степан, жечь танк!
– Я понял!
– Боишься?
– Так точно!
– Хорошо, что правду сказал. Не бойся, прорвемся!
– Так точно, товарищ подполковник!
Голубятников повернулся к ротному:
– Прикрывай нас. Гранатометчикам усилить огонь!
– Где вы будете находиться? – спросил Стрельцов.
– Недалеко, перед зданием, за забором. – Комбат взглянул на солдата: – За мной, десантура!
– Мне тоже с вами? – спросил связист.
– Нет! Оставайся у Стрельцова, я сюда вернусь… если вернусь.
Комбат с помощником выпрыгнули через окно первого этажа к забору, сохранившемуся в ходе танковой атаки, и залегли за дощатой изгородью. Голубятников, автоматом выбив доски, привел в готовность гранатомет. Прицелился. Танк как на ладони. Выстрел! Кумулятивная граната прошла выше башни в каких-то сантиметрах. Одновременно ударил танк. Его снаряд снес крышу двухэтажного здания. Наводчик или командир танка увидел, откуда по танку была пущена граната. Ствол орудия стал опускаться вниз.
– Рвем отсюда, Степа! – крикнул Голубятников. – К зданию КНП. Мухой!
Подполковник и рядовой рванули к соседнему зданию. Танк выстрелил, снес забор. Голубятников упал перед проемом заборчика здания КНП, рядом с ним рухнул Черемисов.
– Гранату, солдат!
В ответ виноватое:
– А нет гранат, товарищ подполковник!
Голубятников повернул к бойцу голову:
– Как это нет?
– Так я и выстрелы, и автомат свой на той позиции оставил…
– Ну не твою мать?! И что прикажешь делать? Из моего автомата поливать броню танка? Пока он нас не зарыл в землю или не размазал по стене?
– Я щас!
– Куда?
Но солдат уже бросился обратно к первой позиции. Из танка по нему ударил пулемет. В ответ по танку открыли огонь гранатометчики Стрельцова. И вновь их заряды легли рядом, но не в цель. Но командир вражеского танка, видимо, понял, что пора уходить. Или подходили к концу снаряды, или надоело играть со смертью. Подобное необъяснимое везение долго продолжаться не могло. Механик-водитель дернул танк метра на два назад. В это время, чуть не навалившись на комбата, рядом с Голубятниковым упал запыхавшийся Черемисов:
– Вот!.. Вот граната, товарищ подполковник!
Комбат быстро зарядил гранатомет, вскинул на плечо РПГ-7, прицелился, нажал на спусковой крючок. И на этот раз заряд попал в танк – прямо под башню! Отползавший назад Т-72 встал. Но обычного разрыва внутри танка не последовало; он не взорвался и даже не загорелся.
Солдат повернулся к комбату, в его взгляде читалось недоумение. Да и у Голубятникова было такое же выражение лица.
– Почему он не взрывается, товарищ подполковник?
– А хрен его знает! Сваливаем!
Офицер и рядовой вскочили, чтобы забежать за здание, но не сделали и трех шагов, как сзади прогремел взрыв. Голубятников остановился, Черемисов врезался ему в спину. Оба обернулись. Танка как такового больше не существовало: гусеницы и катки разбросаны по сторонам, башня сорвана. Голубятников, смахнув с лица неожиданно выступивший пот, сказал:
– Ну, вот и все! Довыеживались, козлы горные! Сделали мы его, Степа, понял?
– Так точно!
– Где мой автомат?
– У вас!
– А твой?
– Вот он, у меня!
– Да? Ну, тогда пулей к Стрельцову, пока под снайперов не попали.
До командного пункта командира 8-й роты добрались без происшествий. Стрельцов, встретив комбата, воскликнул:
– Лихо вы его, товарищ подполковник!
– Лихо, говоришь? А то, что после попадания гранаты под башню танк не взорвался, видел?
– Видел.
– Почему он не взорвался сразу?
– Не знаю! Но рванул же? А сразу, не сразу – какая теперь разница?
– Ладно, проехали… А что-то я канонады от гостиницы не слышу?
В этот момент в комнату вошел связист с радиостанцией:
– Товарищ подполковник, вас вызывает командир разведывательной роты!
– Аркан! – ответил комбат.
– Я – Вьюга! Танк, бивший от гостиницы, ушел с позиции. Судя по удаляющемуся рокоту работы двигателя, пошел к Дому Дудаева.
– И где же их танковая рота?
– Не могу знать!
– Вот и я не знаю. По мордам мы чеченам неплохо дали. Но, думаю, теперь они озвереют еще больше. Готовь новые позиции ПТУРов, снимай с БМД столько установок, сколько потребуется. В следующий раз они под РПГ-7 не полезут, будут долбить с дальних позиций. Только ПТУРами и сможем что-то сделать. Как понял?
– Вас понял, Аркан!
– Отбой!
Голубятников вызвал остальных командиров подразделений:
– Стрела-10, я – Аркан! Доложить обстановку! – Выслушав доклады, передал приказ, отданный командиру разведывательной роты, добавив: – Усилить наблюдение за подходами к плацдарму. Особенно на дальних подступах.
Передав гарнитуру связисту, Голубятников присел на стул, достал пачку сигарет, закурил. Выпустив облако дыма, посмотрел на Стрельцова:
– Ну, что, Юра, держимся?
– А куда ж мы денемся, товарищ подполковник?
– Держимся! И хрен собьют нас отсюда духи.
– Так точно. Не собьют!
Голубятникову неожиданно захотелось поговорить с женой. Услышать любимый голос, ласковые слова. Это, наверное, была ответная реакция организма на пережитое напряжение, усталость. Он затушил в консервной банке окурок, спросил у Стрельцова:
– Тебе задача понятна?
– Так точно!
– А как тихо вдруг стало, заметил?
– Да. Хреновая тишина. Перед бурей!
– Ну, сегодня духи вряд ли высунутся – темнеет. Да и время, чтобы зализать раны, им требуется. Отдых. Сегодня они в атаку больше не пойдут. А вот завтра… Но гадать не надо, завтра будет завтра. Танк на Черемисова запиши. И к награде парня представь. За «коробку» второй орден получит! Я к себе.
Вернувшись на КНП, Голубятников застал там начальника штаба и корректировщика. Связист развернул радиостанцию.
– У нас сейчас какой пароль действует? – спросил комбат у Кувшинина.
– «Семерка», но через двадцать минут сменим на «пятерку». Ты куда-то собрался, командир?
– Да, воздухом свежим подышать. А то душно у нас.
– Какой, к черту, тут свежий воздух? Гарь, дым…
– Ветром снесет.
– Ничего не понимаю!
– Поймешь, Серега! Связывайся с ротными, уточняй обстановку, собирай данные о потерях.
– По духам сейчас это сделать невозможно – ну, кроме двух уничтоженных танков, а у нас потери – четверо раненых.
– Даже так? Что ж, могло быть гораздо больше… – Святослав повернулся к связисту: – Выдрин, соедини меня с Павленко!.. Титан! Я – Аркан!
– Я – Титан, только сам собирался связаться с тобой. Доложи обстановку.
– Если разрешите, доложу в штабе дивизии.
– Не понял?
– Да дела у меня в парке. Разрешите на час-полтора покинуть место дислокации основных сил батальона.
– Ну, если дела, разрешаю.
– Благодарю! Около 18.30 зайду в штаб.
Переговорив с полковником Павленко, Святослав посмотрел на часы – 17.10.
– Как быстро время пролетело! Да, а что у нас насчет воды?
– Водовозка с охраной готова! – сказал Кувшинин. – Но бой-то только что закончился. Не спешат тыловики.
– Я потороплю! Напомни, как вернусь, – мне сегодня еще с местными, что в подвале сидят, встретиться надо.
– Напомню.
– И еще: подойдет вода, в подвал литров двести спусти! Старики, дети там… Значит, пароль у нас «пятерка»?
– Да, с 17.00 и до 18.00 «пятерка». А вы что, пешком в парк пойдете?
– Я еще жить хочу. На БТР поеду, но до него через пост пройти надо. Обратно подъеду прямо к дому часов в восемь, если командование не задержит.
Пароль действовал в зоне ответственности батальона и был придуман подполковником Голубятниковым еще во время службы в Афганистане. Определялась любая цифра, в данном случае – «5». И если часовой называл, скажем, цифру «3», то проходящий пост военнослужащий должен был назвать цифру «2», в сумме получалось «5». Пароль и отзыв назывались верно – значит, через пост шел свой.