Клодетта нервно взглянула на мужа, и тут Генри высказал то, что больше всего занимало их мысли.
— Похоже она сходит с ума, — заметил он бесстрастно.
И не дав Клодетте возможности возразить, поднялся и вышел в гостиную, откуда доносилось передаваемая по радио музыка.
Клодетта бесцельно повертела в руках ложку и наконец вымолвила:
— Эрнест, мне действительно кажется, что она немного не в себе.
Эрнест снисходительно улыбнулся.
— А я так не считаю. У меня есть соображения по поводу того, почему она держит зашторенными окна на западной стороне. Там погиб мой дед: однажды ночью он ослабел от холода и замерз на склоне холма. Не могу сказать точно, как все произошло: в тот день меня здесь не было. И мне кажется, она не любит, когда ей напоминают о его смерти.
— Но откуда тогда исходит опасность, о которой она говорила?
Эрнест пожал плечами.
— Вероятно дело в ней самой — что-то внутри терзает ее, а она в свою очередь терзает нас, — он замолчал на мгновение, а потом добавил. — По-моему, она действительно кажется тебе несколько странной, но такой она и была всегда, сколько я ее помню. В следующий свой приезд ты этого просто не заметишь.
Клодетта поглядела на мужа и наконец произнесла:
— Эрнест, мне не нравится этот дом.
— Чепуха, дорогая. — Эрнест приподнялся со стула, но Клодетта остановила его.
— Послушай, Эрнест. Я совершенно отчетливо помнила, что тетушка Мэри запретила раздвигать шторы, но у меня было такое чувство, что я должна это сделать. Я не хотела, но что-то заставило меня, — голос ее дрожал.
— Но, Клодетта, — спросил Эрнест несколько озабоченно, почему ты раньше мне об этом не сказала?
Она пожала плечами.
— Тетушка могла подумать, что я ищу отговорку.
— Ну, ничего серьезного нет. Ты немного переволновалась, а тебе это вредно. Забудь о случившемся. Думай о чем-нибудь другом. Пойдем послушаем радио.
Они поднялись и вместе направились в гостиную. У двери они столкнулись с Генри. Он отступил немного в сторону и сказал:
— Уж я-то должен был знать, что мы здесь окажемся отрезанными от внешнего мира, — и прежде чем Клодетта успела возразить что-либо, добавил. — Хорошо-хорошо, еще только окажемся. Начинается ветер, идет снег, а я знаю, что это значит.
Генри пропустил Клодетту с мужем в гостиную, а сам направился в пустынную столовую. Там он на мгновение остановился и посмотрел на длиннющий стол. Затем, обогнув его, он подошел к стеклянным дверям, раздвинул шторы и, щурясь, уставился в темноту. Эрнест увидел его стоящим у окна и крикнул из гостиной:
— Генри, тетушка Мэри не любит, когда там раздвигают шторы!
Генри, обернувшись, ответил:
— Ну, она пусть и дальше боится, а я рискну.
Клодетта, всматриваясь в ночь поверх головы Генри вдруг воскликнула:
— Посмотрите, там кто-то есть!
Бросив быстрый взгляд через стекло, Генри сказал:
— Нет там никого: это снег, а ветер гоняет его туда-сюда.
Задернув шторы, Генри отошел в сторону.
Клодетта заметила неуверенно:
— Но я могу поклясться, что видела, как кто-то прошел мимо.
— Тебе это могло показаться с того места, где ты стоишь, — предположил Генри. — Но я лично считаю, что на тебя слишком подействовали чудачества тетушки Мэри.
При этих словах Эрнест сделал резкий жест, и Клодетта оставила замечание без ответа. Клодетта продолжала сидеть, вперившись неподвижным взглядом во все еще колыхавшиеся шторы на стеклянных дверях. Некоторое время спустя она поднялась и вышла из гостиной, прошла вниз по длинному коридору в восточное крыло дома, нашла комнату тетушки Мэри и осторожно постучала в дверь.
— Войдите, — послышался голос старухи.
Клодетта открыла дверь и вошла в комнату. Тетушка Мэри сидела в ночной сорочке, а ее непременные атрибуты в виде лорнета и трости покоились на бюро и в углу соответственно. Выглядела она на удивление добродушной, в чем Клодетта сразу созналась самой себе.
— Хм, а ты думала, я переодетое чудовище, не правда ли? — спросила старуха, улыбаясь, что не было на нее похоже. — На самом деле я не чудовище, как ты убедилась, да к тому же сама, вроде бы, побаиваюсь окон на западной стороне.
— Я хотела вам кое-что сказать об этих окнах, — начала Клодетта и вдруг замолкла.
Молодой женщине стало не по себе от странного выражения, появившегося на лице старухи: оно отражало не гнев или неудовольствие, а затаенную мучительную неизвестность. Что ж, старуха испугалась!
— Ну и? — быстро спросила старуха.
— Я на какое-то мгновение посмотрела в окно, и мне показалось, что снаружи кто-то есть.
— Вот именно, показалось, Клодетта, у тебя играет воображение. А может быть, все дело в метели.
— Играет воображение? Допускаю. Но метели не было: ветер задул позднее.
— Я сама так часто обманываюсь, дорогуша. Иногда я утром выходила посмотреть, нет ли следов, и никогда их не находила. Хоть у нас и есть телефоны и радиоприемники, все же начинается метель, и к нам попасть практически невозможно. Ближайший сосед живет у подножия длинного покатого склона, а это три мили отсюда, да к тому же на всем пути леса. Ближайшая дорога проходит там же.
— Но я видела так отчетливо. Могу поклясться.
— Может быть, утром выйдешь посмотреть? — резко спросила старуха.
— Вот еще.
— Значит, ты ничего не видела?! — Это был наполовину вопрос, наполовину приказ.
— Тетушка, ну зачем вы все усложняете, — заметила Клодетта.
— Так ты видела или не видела?
— Не видела, тетушка Мэри.
— Очень хорошо. А сейчас может поговорим о чем-нибудь более приятном?
— Ну, конечно… Извините, тетушка. Я не знала, что там погиб дед Эрнеста.
— Хм, он тебе все-таки рассказал, да?
— Да, Эрнест сказал, что именно по этой причине вы не любите видеть холм после заката солнца; что вы не любите, когда вам напоминают об этом.
Старуха взглянула на Клодетту — лицо ее ничего не выражало.
— Бог даст, Эрнест так никогда и не узнает, насколько он был близок к истине.
— Что вы этим хотите сказать, тетушка Мэри?
— Ничего, что тебе следовало бы знать, дорогуша, — она снова улыбнулась, и лицо ее стало менее суровым. — А сейчас, Клодетта, тебе, пожалуй, лучше уйти: я устала.
Клодетта послушно поднялась и направилась к двери. У двери старуха остановила ее, спросив:
— Как погода?
— Идет снег, по словам Генри, сильный ветер, и дует ветер.
При этом известии на лице старухи отразилось неудовольствие.
— Плохо, совсем плохо. А если сегодня кому-нибудь вздумается тащиться на этот холм? — спросила старуха как бы у самой себя, забыв о том, что Клодетта стояла у двери. Вдруг, вспомнив о присутствии молодой женщины, она произнесла. — Но ты же знаешь, Клодетта. Спокойной ночи.
Выйдя из комнаты, Клодетта прислонилась спиной к закрытой двери и попыталась понять, что могли означать слова старухи: «Но ты же знаешь, Клодетта». Она недоумевала — странные слова. Странно и то, что на какой-то миг старуха совершенно забыла о ее присутствии.
Клодетта отошла от двери и, едва повернув в восточное крыло, натолкнулась на Эрнеста.
— А, вот ты где, — сказал он. — А я все гадал, куда ты подевалась.
— Я немного поговорила с тетушкой Мэри.
— Генри опять выглядывал в окна на западной стороне, и теперь он считает, что там кто-то есть.
Клодетта резко остановилась.
— Он действительно так считает?
Эрнест с серьезным видом кивнул головой.
— Впрочем, метет ужасно, но могу представить, как твое предположение подействовало на него.
Клодетта повернулась и зашагала обратно по коридору.
— Пойду расскажу тетушке Мэри.