— А-а, ладно, хрен с вами. В Сэлеме так в Сэлеме. Но чтоб все остальные кладбища убрать подчистую — ни одного не оставить, понятно? Чтоб все под нуль! Да-а.
— Ага, все под нуль и вычистили.
— Ну да, сначала все перерыли, потом, эта, огнем, значит, прошлись, паром — дезинфекция такая. Но это все больше техникой. А ежели, положим, знают, что на коровьем, значит, выпасе какой одиночка похоронен, так его вручную эвакуировать приходилось. Жестокий, между нами, труд. Ну прям как у нас.
— Да и вообще не по душе мне эта морока. Я, понятное дело, не желал бы прослыть консерватором каким старомодным, но ведь сюда какой всегда наплыв туристов-то был. Съезжался народ толпами поглядеть, полюбоваться, как, значит, настоящее-то кладбище выглядит.
— Точно. За последние три года чуть не три миллиона туристов было. А чего? Нормальное времяпрепровождение. Пришел, посмотрел культурно, дальше поехал. Но раз правительство сказало надо — значит, надо. Начальству виднее. Нечего тут, говорят, антисанитарию да меланхолию разводить! Они приказали — мы сделали. Подай-ка мне сюда лопату, Билл.
Уильям Лэнтри стоял на осеннем ветру на холме. Нет, все-таки здорово снова ходить по земле, ощущать дуновение ветерка, слышать, как шуршат впереди на дороге листья, прямо как мыши. Здорово задрать голову к небу и наблюдать за холодными звездами, которые того и гляди сдует прочь ветром.
Приятно снова испытывать эмоции, даже такие, как страх.
Потому что страх овладевал постепенно всем его существом, и никуда от него он подеваться не мог. И ведь никто не утешит, не придет на помощь, некому протянуть дружескую руку собрата-покойника. Ни одного нормального мертвеца не оставили, мерзавцы, на всем белом свете. Теперь он один, Уильям Лэнтри, должен противостоять в своей мелодраматической схватке с целым миром живых людей. Всей этой не верящей в Вампиров, сжигающей останки умерших, уничтожающей с лица земли кладбища, трезвой до тошноты братии. Он, человек в темном костюме, стоящий на сумрачном осеннем холме. Он протянул бледные холодные руки к освещенному яркой иллюминацией городу. Так вы вытаскиваете надгробия на кладбищах подобно тому, как дантист рвет у пациентов зубы, бесстрастно и со знанием дела? Ладно же, тогда я превращу ваши идиотские Крематории в груды бесформенных камней. И тоже бесстрастно, тоже со знанием дела. Я создам новых мертвецов и обзаведусь новыми друзьями и собратьями по ходу дела. Но чем быстрее я начну, тем лучше. Я ненавижу этот мир, обрекший меня на полное одиночество. Но я недолго буду скучать. Я начну сегодня же ночью.
— Война объявлена, — произнес он торжественным тоном и засмеялся: действительно ведь глупо. Один человек объявляет войну целому миру.
А мир не отвечал на брошенный им вызов, мир молчал. Только одна ракета прочертила по небу свой огненный след. Будто взлетел в воздух Крематорий.
Шаги! Лэнтри услышал приближающиеся шаги и ретировался к ограде кладбища. Может, это вернулись могильщики? Решили довести до конца начатую работу? Нет, просто человек, обычный прохожий.
Когда прохожий поравнялся с ним у ворот кладбища, Лэнтри проворно ступил в сторону, давая ему дорогу.
— Добрый вечер, — с улыбкой поздоровался с ним незнакомец.
Лэнтри ударил его в лицо. Человек упал. Лэнтри нагнулся и молча нанес ему смертельный удар ребром ладони по горлу.
Оттащив мертвое тело в сторону от дороги, подальше в тень, он раздел беднягу догола и поменялся с ним одеждой. Право же, не годится гулять по будущему миру в древнем костюме. В кармане пиджака убитого Лэнтри обнаружил небольшой перочинный нож. Не Бог весть что, конечно, но все-таки оружие, если знать, как с ним правильно обращаться. Лэнтри знал как.
Он оттащил тело в одну из уже вырытых могил, пустовавшую после эксгумации, и прикрыл его сверху тонким слоем земли. Вся операция заняла у него буквально несколько минут. Землей он не стал засыпать могилу основательно, только чтобы труп не был виден. А шансов на то, что труп обнаружат, было немного: не станут же они копать одну и ту же могилу дважды.
Он пошевелил плечами, потом конечностями в новом, просторном для него, металлическом костюме. Ну что ж, неплохо, совсем неплохо.
Уильям Лэнтри, полный ненависти и готовый ненавидеть вечно, пошел вниз по дороге, ведущей к городу. Он шел на войну со всем миром живых людей.
Крематорий был открыт. Он вообще никогда не закрывался. Там имелся широкий вход со скрытыми осветительными приборами, посадочная площадка для вертолетов и широкая площадка для средств наземного транспорта с подъездными путями. Город затихал после очередного дня нескончаемой круговерти повседневных забот. Яркие огни приглушались и гасли, и только Крематорий светился спокойным ровным светом, единственная яркая точка в городе, на которую он прилетел как мотылек на свет в ночи. Крематорий. Господи, ну что за уродливое, прагматическое название! Никакого воображения у этих злосчастных идиотов.
Уильям Лэнтри прошел сквозь широкие, хорошо освещенные входные двери. Хотя собственно дверей, как таковых, он не увидел, их никто не открывал, не закрывал, не вертел — ты просто входил, и все. Входил и сразу, независимо от погоды, от того, зима ли, лето на улице, оказывался в тепле, шедшем от высокого дымохода, в котором вентиляторы, пропеллеры и газовые турбины с тихим шелестом выкидывали на десятимильную высоту в небо серые хлопья пепла.
А здесь, внизу, где бушевало пламя, было тепло, как в пекарне. Коридоры были устланы резиновыми покрытиями, так что даже если бы вы и пожелали, вам бы не удалось нарушить мир и покой, предусмотренные распорядком работы этого заведения. Единственным нарушителем тишины была тихая музыка, которая раздавалась из спрятанных в стенах динамиков. Она вовсе не была какой-то особенно похоронной — нет, это была музыка жизни и солнца, горевшего в недрах Крематория, или по крайней мере родственника солнца, если уж не его самого. Дыхание этого светила вы могли слышать через толстую кирпичную стену, отделявшую его от посетителей.
Уильям Лэнтри начал спускаться вниз по аппарели, [7]когда за его спиной послышалось шуршание шин «таракана», основного средства наземного транспорта. «Таракан» остановился перед входом. Прозвучал звонок, надо отдать должное, довольно благозвучно, и как по сигналу музыка заиграла слышнее, достигая страстного накала. Она будто предвещала некий момент экстаза.
Из «таракана», открывшегося с задней стороны, вышли несколько работников похоронной службы и извлекли золотистый ящик, футов пяти длиной, украшенный по бокам эмблемой солнца. Из другого «таракана» ступили на землю родственники усопшего и проследовали за служащими вниз по аппарели к своего рода алтарю, рядом с которым виднелась величественная надпись: «РОЖДЕННЫЕ СОЛНЦЕМ, МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ К СОЛНЦУ». Золотистого цвета ящик установили на алтарь, и музыка тотчас взмыла до эмоциональных высот. Смотритель Крематория произнес весьма краткую прочувственную речь, служащие подняли золотистый ящик и отнесли его к прозрачной стене, с прозрачным же замком в ней. Стена раздвинулась, ящик положили на стеклянный по виду желоб. Через мгновение, когда присутствующие покинули помещение за прозрачной стеной, открылись внутренние двери, и гроб, скользнув в них, исчез в неистовом пламени искусственного солнца.
Служащие ушли прочь. Родственники кремированного без единого слова повернулись и пошли к своему «таракану», музыка продолжала тихо играть.
Уильям Лэнтри приблизился к прозрачным дверям и загляделся сквозь их прозрачные стены на бушующее огромное сердце Крематория. Пламя ровно и неумолчно пульсировало, не давая и намека на какие бы то ни было перебои и остановки, из недр земли будто лилась к небу ровная и могучая золотая река огня. И все, что ни попадало в эту реку, неотвратимо сгорало и уносилось вверх, исчезая высоко над землей.
Рядом с Лэнтри остановился человек.
— Чем могу быть вам полезен, сэр?
— Что? — резко повернулся к нему Лэнтри. — Что вы сказали?
— Могу ли я чем-нибудь быть полезен вам, сэр?
— Я… это… то есть… Лэнтри кинул быстрый взгляд на вход и на аппарель — никого не видно. — Видите ли, я здесь никогда еще не бывал, вот интересуюсь.
— Никогда не бывали, сэр? — Служитель явно был озадачен.