Лэнтри сразу сообразил, что сморозил глупость. Но что сказано, то сказано, обратно не вернешь.
— Я хочу сказать, — попытался он исправить положение, — всерьез, по-настоящему не бывал. Знаете, в детском возрасте частенько воспринимаешь все не так, понарошку. И вот сегодня вечером я неожиданно вдруг понял, что не знаю Крематорий по-настоящему, как полагается знать каждому человеку.
Служащий вежливо улыбнулся:
— Ну да, разве кто-нибудь из нас может поручиться за то, что знает все досконально. Я буду рад показать вам, как он функционирует.
— Ну что вы. Не стоит беспокоиться. Это… это замечательное место, как мне кажется.
— О да, — засиял от гордости за своего монстра служитель. — Самое лучшее на Земле — я в этом уверен.
— Я… — Лэнтри чувствовал, что придется продолжать этот фарс. — Видите ли, у меня не так уж много было родственников, точнее, их не было вовсе, начиная с раннего детства. И соответственно не было удобного случая посетить Крематорий уже много лет подряд.
— Понятно. — Но лицо служителя свидетельствовало об обратном: что-то явно недопонял в объяснении Лэнтри.
Господи, да что же я такого сказал, недоумевал тот. Ну что здесь такого? Ну не был человек в Крематории много лет, так что же? Нет, надо быть осторожней, следить за своими словами. Иначе возьмут и кинут в эту огненную ловушку. Да что это с парнем произошло? Он вроде как присматривается ко мне, изучает.
— Скажите, — обратился к нему служитель, — а вы случайно не из тех ли будете, что совсем недавно возвратились с Марса?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Да так, ничего. — Служитель собирался уже отойти от него. — Если вам понадобится что-нибудь узнать, вы спрашивайте, не стесняйтесь. Я вам все покажу и расскажу.
— Только один вопрос, можно? — спросил Лэнтри.
— Разумеется. Что вы желали узнать?
— Вот что.
Лэнтри оглушил его сильным ударом по шее, поперек горла.
Он ведь не зря так пристально наблюдал за действиями служащего, управлявшего стеклянными дверьми. И теперь, с обмякшим у него на руках телом этого слишком наблюдательного энтузиаста, Лэнтри дотронулся до кнопки, открывавшей внешние прозрачные двери, услышал, как громче заиграла музыка, и положил тело в стеклянный желоб. Потом вышел и увидел, как распахнулись внутренние дверцы печи. Тело служащего скользнуло в огненную реку. Музыка заиграла тише.
— Отлично, Лэнтри, молодцом, — похвалил он себя.
Не прошло и секунды, как в помещение заглянул другой служитель. Лэнтри даже не успел стереть со своего лица выражения самодовольства и возбуждения, которыми был охвачен. Служитель растерянно огляделся, словно ожидал увидеть кого-то еще кроме Лэнтри. Затем подошел к нему.
— Чем могу быть-полезен вам, сэр?
— Да нет, я просто так смотрю, — ответил Лэнтри.
— Довольно поздно для визита, — заметил служитель.
— Не мог заснуть.
Еще один неправильный ответ. Оказывается, в этом чертовом мире все по ночам обязаны спать. Ни у кого не может быть бессонницы. А если такое с вами вдруг случится, вы просто-напросто включаете аппарат с гипнотическим излучателем — и готово: через шестьдесят секунд, секунда в секунду, вы уже храпите во всю носоглотку. Ох, он определенно был человеком, способным только на неправильные ответы. Сначала он попал впросак, заявив, что никогда раньше не бывал в Крематории, а ведь ему было давно известно, что дети, начиная с четырехлетнего возраста, ежегодно ходят сюда на экскурсии, — чтобы привить им правильные мысли о чистой смерти в огне и приучить к самому Крематорию. Смерть в их понимании должна непременно ассоциироваться с ярким огнем, смерть — это тепло и солнце, а не какая-то темная непонятная штука. Для образования подрастающего поколения совершенно непреложный фактор. И он, безмозглый бледнолицый идиот, взял и сразу купился, выболтал при первой же предоставившейся возможности о своем невежестве.
Да, кстати, о его бледности. Он взглянул на свои руки и с нарастающим ужасом осознал, что в этом мире нет таких бледных людей, как не существует покойников. Его всегда будут подозрительно оглядывать из-за его неестественной бледности. Именно поэтому ведь его тот, прежний, служитель спросил, не из тех ли он людей, что вернулись с Марса. Вот, полюбуйтесь, милости просим, на этого, второго: блестит как новехонький медный пенни, щеки розовые, весь аж лоснится от здоровья и избытка энергии. Лэнтри спрятал мертвенно-бледные кисти рук в карманы брюк, Но всей кожей лица ощущал испытующий взгляд служителя. Лицо ведь не спрячешь!
— Я хотел сказать, — произнес Лэнтри, — что не хотел засыпать. Я собирался поразмышлять ночью.
— Скажите, сэр, не проводилась ли секунду назад в этом зале погребальная служба? — спросил его служитель, оглядываясь.
— Не знаю, я только что вошел.
— Мне казалось, я слышал, как сработало устройство предания огню.
— Я не в курсе, — повторил Лэнтри.
Мужчина нажал кнопку переговорного устройства.
— Андерсон?
— Да, слушаю, — ответил голос.
— Отыщите мне, пожалуйста, Сола.
— Я прозвоню по коридорам. — Пауза, затем тот же голос: — Никак не могу его найти.
— Спасибо. — Служитель выглядел растерянным и даже вроде засопел носом от полноты чувств. Нет, это он начал принюхиваться. И точно:
— Вы, вы ничего не чувствуете?
Лэнтри поводил носом и отрицательно покачал головой:
— Нет, а что?
— Я ощущаю какой-то странный запах.
Рука Лэнтри нащупала в кармане нож. Он ждал, что последует дальше.
— Я помню, как-то раз в детстве, — пояснил мужчина, — мы нашли в поле мертвую корову. Она уже два дня как лежала там под жаркими лучами солнца. И у нее был точно такой же запах. Только никак не возьму в толк, откуда ему взяться здесь.
— А я знаю откуда, — тихо произнес Лэнтри и протянул вперед руку: — Вот, понюхайте.
— Что… понюхать?
— Да меня, конечно.
— Вас?
— Несколько сот лет, как мертвый.
— Странные у вас, однако, шутки. — Служитель был полностью обескуражен таким оборотом.
— Очень странные, — признался Лэнтри и вынул нож. — Вам известно, что это за предмет?
— Нож.
— Вы что, больше не пользуетесь ножами по отношению к людям?
— То есть? Не понял.
— Я имею в виду, чтобы убивать их из пистолета, или, скажем, при помощи ножа или яда.
— У вас и вправду очень странные шутки! — сказал мужчина и неловко попытался хихикнуть.
— Я собираюсь убить вас, — пояснил этому непонятливому человеку Лэнтри.
— Но никто никого теперь не убивает, — возразил тот.
— Теперь, может, никого и не убивают, а раньше, помнится, вовсю убивали, — заупрямился Лэнтри.
— Ну да, конечно, раньше… вроде бы.
— Вот вам и будет первое убийство за триста лет. Я только что убил вашего товарища. И отправил его в печку.
Этот демарш произвел желаемый эффект, настолько ошарашив и полностью выведя из-под контроля этого человечишку своей полной алогичностью и неправдоподобностью, что у Лэнтри появился необходимый ему момент, чтобы сделать шаг вперед. Он приставил нож к груди служителя и пообещал:
— Я собираюсь вас убить.
— Но это же глупо, — отвечал перепуганный служитель. — Люди больше не убивают друг друга!
— Делается это так, — продолжал свой наглядный урок Лэнтри. — Понятно показываю?
Нож воткнулся в грудь мужчины. Тот какое-то мгновение с недоверием глядел на него, потом рухнул на подставленные руки Лэнтри.
В шесть часов утра дымовая труба сэлемского Крематория взорвалась. Огромная каменная труба разлетелась на десять тысяч кусков по всем направлениям: в небо и на землю, на дома безмятежно спавших жителей города, никак не ожидавших подобной катастрофы. Грохот взрыва был ужасен, ужасен был и огонь, более яркий, чем тот, который разбросала по окрестным холмам осень.
Уильям Лэнтри в момент взрыва находился уже далеко — в пяти милях от Крематория. Он наблюдал, как город заполыхал в огне быстро расползающихся волн массовой кремации. Он довольно качал головой, смеялся и хлопал в ладоши.