Купец Шустов ближе всех был к Колыме. Это на его деньги Розенфельд разнюхивал, где подешевле, за вино и всякую дрянь, можно скупать у туземцев пушнину и как ближним путем вывезти ее в Благовещенск. Шустов мужик хваткий, а ведь ни копейки не дал Розенфельду на поиски золота. Знал, за морем телушка — полушка, да рубль перевоз, и вообще не поверил…
Нет, тут надо все обосновать, научно. А вот вы, Юрий Александрович, это дело осилили бы. Научно!
Только денег много не просите. Нужд у Советской власти сейчас много, а денег мало. Но вы и на малые деньги, при вашем светлом уме, гору своротите. Только вопрос этот надо ставить по-государственному. Для фарта, для наживы одиночек золото найти нетрудно, но стоит ли на это тратить народные деньги и убивать свои лучшие годы? Не для одной артели старателей, а для всего государства надо искать золото…
Д-да, золото на Колыме есть, это я вам говорю не со слов Розенфельда, а по рассказам бывалых старателей. Они видели это золото у Бориски в руках. Я тогда в 1916 и 1919 годах жил в Охотске и всякого там насмотрелся и наслушался. Но мне, признаться, было не до золота. В тот год я задумал эмигрировать в Новую Зеландию, да не успел, — погнали в окопы…
Острый разговор
Видимо, у Билибина с Бертиным был особый разговор о Раковском и их точки зрения полностью совпали. Юрию Александровичу импонировали в юноше его неиссякаемая энергия, поразительная трудоспособность и удачливость. Казалось, в кончике его длинного носа находится какой-то свой наиточнейший прибор, который безошибочно наводил Сергея на золото. Старатель с незаконченным высшим образованием. Такое в те годы не только в тайге, а и в городе среди рабочих было большой редкостью.
Как человек практичный и целеустремленный, Вольдемар Петрович, не откладывая дела, начистоту заговорил и с Сергеем, и с Эрнстом.
— Шурфить, мыть золото — этому несложному делу мы научим любого новичка. А вот находить золото — это и потруднее, и посложнее, и поответственнее. Вас переводят в поисковики, на разведку в государственный трест «Алданзолото». Поздравляю с повышением. Ну-ну — не ругаться, не драться и не целоваться!
В поисковики — это хорошо! Работать вообще стало веселее. Припомнили давний разговор у дымного костра.
— Геолога бы сюда… — с тоской выговаривал Сергей, — настоящего… Мы бы тут такое нашли… Англичанам нос утерли бы.
Как изменился в лице Вольдемар Петрович. Уже тогда Раковский понял, на какую больную мозоль он наступил Бертину. Вольдемар Петрович сердито встопорщил густые каштановые, с рыжинкой усы и сбычился постриженной под ежик круглой головой.
Такая неприятная история… Какая-то сердобольная шишка в Москве состряпала бумажку своему земляку, будто он — геолог-практик. В Союззолото бумажке поверили и направили того человека в Якутию главным геологом треста «Алданзолото»… В золоте же он разбирался не больше, чем черный сеттер Степана Дуракова в созвездиях северного неба.
Эрнст первый как-то скептически оглядел черную окладистую бородищу, сверкающую лысину и всю важно шагавшую фигуру приезжего «специалиста».
— Д-длинная орясина, л-лысина — в-во! П-по об-бли-ку к-куда ум-мнее с-самого Менделеева. Н-надут, слова з-запросто не с-скажет. Ин-нтересно, кто его н-настропалил т-так держаться уч-ченым гусаком и п-пускать п-п-пыль в глаза? Он-ни, п-прохиндеи, это умеют… Им-мел дело с т-такими в чека… С ч-членами пр-правления треста п-прикатил, г-голубчик. К-как же тут не поверить, ч-что он — настоящий геолог!
Вольдемар Петрович заступился за нового человека и сам прошелся с ним по Незаметному, показал, где расположены Совет, радиостанция, народным дом, почта и телеграф, нарсуд, исправдом и здание красноармейского дивизиона. Два последних учреждения бородач обошел молча, ускорив шаги, а у харчевни «Тайга» и у домиков, где жили и работали ювелиры, часовые мастера, портные, повеселел. И совсем ожил, когда узнал, что тут, на месте, можно изготовить себе брелки и кольца из отличнейшего алданского золота и где-то тайно все еще действуют притоны азартных игр и опиокурильни. Поинтересовался, много ли здесь женщин, и когда узнал, что на сорок мужчин — одна, нахмурился. Особенно же остался доволен высокими окладами — от 300 до 1500 рублей в месяц, когда полный пансион у конторского служащего обходился не дороже 130 рублей.